Джон Карр - Восемь мечей

Хью Донованом уже начало овладевать нетерпеливое ожидание предстоящего приключения, на редкость захватывающего действа… Играть самые различные роли у него с самого рождения было в крови, ну а разве тайная слежка за преступником, тем более кровожадным убийцей, была чем-либо другим? Он же своими глазами видел труп… Но не успел Хью взяться рукой за правую портьеру, как зловещий образ убитого тут же, как молния, промелькнул в его воспаленном воображении… Значит, подействовало…

Луна в тот прекрасный теплый вечер стояла необычно яркая, и ее свет совсем неплохо освещал полутемную бильярдную комнату через ряд небольших ромбовидных окошек в самой верхней части правой стены и нескольких более крупных окон в самом дальнем конце комнаты. Там же отчетливо виднелась стеклянная дверь, ведущая на террасу. Сейчас она была почему-то открыта… Как и кабинет покойного мистера Деппинга, бильярдная являла собой узкую и довольно длинную комнату с очень высокими потолками. Широкий игровой стол стоял прямо посредине, а грифельная доска с мелками для записи счета и низенькая подставка для деревянных киев – напротив, у стены.

После душного влажного воздуха насквозь прокуренной библиотеки здесь веяло приятной прохладой. Плотные портьеры на двери заметно приглушали звуки извне, поэтому до Хью доносился лишь смутный голос его отца, с жаром объяснявшего что-то доктору Феллу. Чуть раздвинув портьеры – не более чем дюйма на полтора, – он нащупал в темноте стул и осторожно, чтобы не производить ненужного, а может быть даже, и потенциально опасного шума, подвинул его к себе. Стеклянная дверь на террасу слегка шевелилась от легкого бриза на улице, кроны ближайших деревьев мягко шуршали, пробивавшийся через узенькую щелку между портьерами тонкий лучик света из библиотеки весело играл отблесками на бильярдном столе и противоположной стене. Это, невольно пришло в голову Хью, был бы идеальный дом для любых игр, включавших в себя такой обязательный элемент, как брожение в темноте, нащупывание требуемых вещей, укрывательство от безжалостных противников… Столичные остряки назвали бы это «игрой в прятки во мраке», что неизбежно заставляло его тут же подумать о Патриции Стэндиш и прелести тайного свидания с нею в полной темноте… Впрочем, мечты мечтами, а дело есть дело: нащупав наконец-то позади себя стул, он тихо придвинул его почти вплотную к щелке между портьерами, осторожно сел на него, и практически сразу же из библиотеки до него довольно отчетливо донесся громкий, командный голос.

– Послушайте, я не прошу сказать мне, что все это значит! – громогласно возвестил он. – Нет, нет, имейте в виду, я требую, чтобы мне сказали: что все это значит? Сделанные лично мне определенные высказывания и даже многочисленные прозрачные намеки, которые, искренне чтя память нашего дорогого Септимуса Деппинга, не говоря уж о бедняжке Бетти, я еще как-то могу объяснить. Более того…

Хью буквально прильнул к своей смотровой щелке. В комнате библиотеки прямо перед доктором Феллом стояла царственно-прекрасная и гневно-агрессивная фигура миссис Стэндиш. Высоко поднятый вверх подбородок, густая грива великолепно ухоженных пепельно-светлых волос, решительное выражение лица… Ни дать ни взять сама статуя совершенства и справедливости в белых кружевах, правой рукой обнимающая за плечи на редкость симпатичную девушку с выразительными карими глазами – очевидно, ту самую Бетти Деппинг, – а левой как бы обвиняюще тыкая указательным пальцем в доктора Фелла. И хотя вид у «бедняжки Бетти» был явно очень усталый, нервный и, что самое странное, какой-то смущенный, по-своему даже растерянный, Хью она почему-то сразу же понравилась. Причем чисто инстинктивно… Назвать ее внешность аристократической или утонченной было, конечно, трудно. Несмотря на матово-бледный овал лица с нежной кожей и правильными чертами, а также широко расставленные карие глаза, она совершенно не выглядела беззащитной. Пухлые губки, но при этом весьма волевой подбородок! Каштановые волосы были аккуратно убраны за уши, а у ее носа – Хью был в этом уверен – наверняка несколько крохотных веснушек. Когда Бетти бросила мимолетный взгляд на миссис Стэндиш, в ее глазах отчетливо проявилось то, что в определенных кругах называется «выражением усталого цинизма». По ее лицу было видно: плачет она редко, но если уж плачет, то по-настоящему и при этом, как правило, очень и очень горько…

Да, ее присутствие здесь явно усложняло проблему. Из своего укрытия Хью Донован мог видеть только заднюю часть головы доктора Фелла, но вполне представлял себе его вдруг скривившееся лицо при виде совсем ни к чему появившейся здесь дочери покойного мистера Деппинга. Впрочем, царственная миссис Стэндиш никому не дала ни единого шанса даже попытаться возразить.