Михаил Михеев - Запах «Шипра»

Мой больной послушно закрыл глаза. Я тоже поудобнее устроилась в кресле… и уснула, вероятно, раньше, чем он.

Когда проснулась, было уже светло. Настольная лампа горела, журнал лежал на полу, но Петр Иваныч не спал, а лежал и смотрел на меня.

Я смутилась.

— Это называется — сиделка. Вы бы разбудили меня, что ли.

— Зачем было вас будить?

— Я, поди, еще и храпела.

— Не слыхал. А вы разве храпите?

— Кто знает, может быть, уже и храплю.

— Нет, вы просто сопели носом.

— Вот видите. Надо было разбудить. Как вы себя чувствуете?

— Превосходно… А знаете, в этом кресле когда-то спала моя дочь. Когда была такой же маленькой.

— А где она сейчас?

— Она вышла замуж… А вы хорошо спите, у вас лицо делается, как у ребенка. Вот только перед тем как проснуться, вы начали хмуриться и лицо у вас стало несчастным. Я хотел вас разбудить, но тут вы проснулись сами. Приснилось что-нибудь?

Я достала туфли из-под кресла.

— Не помню. Мне никогда ничего путного не снится… Петр Иваныч, я вам завтрак сюда принесу.

— Ни в коем случае. Я встану.

— Вам нельзя вставать.

— Это кто сказал?

— Врач. Она сказала: покой.

— Для мыслящего существа покой — это еще не значит отсутствие всякого движения. Сейчас я покоен как никогда. Но вот что я вас попрошу — на кухне в шкафу бутылка стоит. С коньяком.

— Видела бутылку, по-моему, она пустая.

— Немножко еще есть. Это мое лекарство.

— Коньяк?

— Конечно, сосудорасширяющее. Налейте мне остатки.

Коньяку набралось с рюмку. Петр Иваныч выпил половину, остальное оставил на вечер.

Днем я позвонила ему со склада. Он сказал, что чувствует себя превосходно, и так далее, в таком же тоне.

Я решила купить ему после работы бутылку «лекарства».

На складе я задержалась случайно.

Нам нужно было получить товар на центральной базе. Рита Петровна полдня «выбивала» машину, и я смогла выехать только во втором часу. Машину вел водитель Топорков — я уже знала его, он чаще других бывал на нашем складе. Ничего плохого о нем сказать было нельзя, ездил он хорошо, машину знал, сам выглядел чистенько, в разговоре подпускал словечки вроде «турне», «плебеи», «донкихотство»… Вот только к женщинам относился потребительски: легкие удачи вселили в него уверенность в собственной неотразимости. Но об этом я догадалась уже, когда мы возвращались с загородной базы. Дорога была пустынная, и вот тут мы с Топорковым крупно поговорили. Приехали на склад оба с испорченным настроением. Когда разгружали машину, он сидел в кабине и мрачно поплевывал за окно.

Освободилась я уже после шести и без особой надежды на какие-либо новости прибыла к «своему» кафе. Рабочий день на Главном складе, видимо, закончился, значит, остался один сторож, который, конечно, уже пристроился вздремнуть до вечера, а там, глядишь, уляжется спать по-настоящему — все сторожа, каких я только знала, вели себя одинаково.

Ни беляшей, ни сосисок у буфетчицы не оказалось, но есть хотелось, я взяла сомнительную котлетку. Едва я управилась с нею, как увидела Аллахову.

Я не заметила, когда она вышла со склада, я увидела ее уже под окнами кафе.

Никакого плана у меня не было и на этот раз. Я просто пошла следом за Аллаховой. Она несла сверток, хорошо упакованный в бумагу. Сверток был объемистый, но не тяжелый.

«Двойка», идущая в центр, приближалась к остановке. Аллахова заторопилась, но сверток мешал ей, а народу на остановке скопилось порядочно, и трамвай ушел без нее.

И вот тут мне повезло. Из переулка на проспект прямо на меня выбиралось такси.

Аллахова все еще стояла на остановке. Зеленый огонек за ветровым стеклом машины с шашечками прибавил мне сообразительности, я кинулась навстречу, замахала руками. Водитель затормозил, встревоженно приоткрыл дверку, видимо, подумав, что у меня бог знает что случилось.

— В центр, — сказала я.

— Пожалуйста.

Я села рядом, водитель круто развернул. Проезжая трамвайную остановку, он, как положено, сбавил ход.

— Остановитесь здесь! — попросила я.

Он машинально притормозил, хотя здесь остановки запрещены. Я быстро выскочила из машины и окликнула Аллахову.

— Вы меня? — не поняла она.

— Садитесь скорее, я вас подвезу.

Аллахова обежала машину, я открыла ей заднюю дверку, водитель тронул, как только она успела сесть, — сзади на нас уже надвигалась зеленая туша автобуса.

Я повернулась к Аллаховой.

Вблизи ее лицо уже не показалось мне симпатичным. Вероятно, из-за глаз, они были холодные и прозрачные. Слишком прозрачные, чтобы в них можно было что-либо прочитать.