Профессор направился к себе домой, в квартиру, расположенную в соседнем с лечебницей здании.
Миновав кабинет, примыкавший к спальне, он вошел в длинную галерею, ведущую в запретные, таинственные покои, доступ в которые для Амели Дро — в пору, когда она жила с мужем — был строго-настрого закрыт.
По обыкновению бледный, профессор ощутил, как заалели его щеки, как смягчилось выражение лица.
Маленьким ключиком открыл он потайную дверь, скрытую в одной из деревянных панелей, украшавших стены; за дверью скрывалась небольшая винтовая лестница, ведущая на следующий этаж.
В квартире было тихо, но, как только приоткрылась потайная дверь, сверху донесся чей-то веселый голосок, неотчетливый, но с характерной интонацией. Молодой, нежный, звонкий, как колокольчик, детский голос напевал знакомую песенку — таким песенкам кормилицы обучают своих воспитанников.
Услышав песенку, доктор заулыбался, глаза его повеселели, руки сомкнулись как для молитвы, трепетной и восторженной.
Профессор Поль Дро, которого все считали человеком сухим, холодным и бесстрастным, неожиданным образом преобразился.
На лице его появилось трогательное выражение нежности и умиления.
Из глаз хирурга готовы были пролиться слезы, губы машинально шептали:
— Я люблю, люблю ее; все, чего достиг, вся жизнь моя ради…
Внезапно, будто что-то вспомнив, он замолчал. Он все еще отчетливо слышал последние слова загадочного Миньяса:
— Пора с ней кончать.
Сначала Поль Дро взбунтовался, но стоило ему услышать, как щебечет там наверху этот ангельский голосок, и распоряжение Миньяса перестало казаться ему презренным и отвратительным, теперь оно воспринималось профессором как совет, которому надо последовать.
Неслышно ступая, профессор осторожно прикрыл за собой потайную дверь, скрытую в деревянной панели, и стал подниматься по лестнице.
Несмотря на охватившие его чувства, Поль Дро, конечно, смутился бы и забеспокоился, если бы заметил, что в эту трагическую, безмолвную ночь кто-то следил за ним, спрятавшись за портьерой в коридоре; этот кто-то видел, как он открывает потайную дверь.
* * *
Тем временем совсем рассвело, и от бившего в глаза света Амели проснулась.
Бедняжка отчаянно страдала, раны на лице и груди жгло, как огнем, но о боли она не думала и тревожилась совсем о другом.
Как только она открыла глаза и увидела Даниэль, сидевшую у изголовья, ее объял неизъяснимый ужас.
Вне себя она закричала:
— Не хочу видеть вас… не хочу оставаться здесь, в лечебнице Поля Дро, я запрещаю этому человеку прикасаться ко мне, пусть меня выпустят отсюда, пусть увезут — лучше умереть на улице, чем оставаться здесь.
Она так распалилась, что, переживая за нее, Даниэль решила ввести ей сильное снотворное: она подумала, что бедняжка бредит.
Не в силах бороться с окутывавшим ее оцепенением, Амели сразу успокоилась; она попыталась сесть, потом откинулась на подушки и впала в забытье, продолжая шептать:
— Не хочу… не хочу… здесь оставаться…
Что до Поля Дро, то последние события, надо думать, очень взволновали его, а, может, в ту ночь часы, тайно проведенные им в секретных покоях, многое для него переменили; как бы то ни было, но вопреки всем правилам ровно в семь утра обхода хирурга не было.
Он послал сказать Даниэль, что очень устал и побудет дома.
Не раздеваясь, профессор вытянулся в кресле и приготовился немного вздремнуть; в эту минуту в дверь постучал камердинер.
— В чем дело? — раздраженно спросил Поль Дро. — Я же просил не беспокоить меня.
— Прошу прощения, сударь, — смутился камердинер, — но с вами желает говорить судья, председатель судебной палаты.
Побледнев, как мел, Поль Дро вскочил с кресла.
От сильного потрясения по телу его прошла нервная дрожь.
Хирург испугался, в голове у него заметались тревожные мысли.
— Что надобно от меня этому судье? — спросил он срывающимся голосом.
Камердинер пожал плечами.
— Пусть он войдет! — распорядился Поль Дро.
Через несколько секунд вошел Себастьян Перрон.
— Вам что-нибудь говорит мое имя? — сухо, почти угрожающе обратился он к профессору.
Поль Дро узнал судью, который пытался помирить его с женой, возбудившей против него дело о разводе.
— Разумеется, — отвечал он, — я прекрасно помню, как…
Себастьян Перрон прервал его:
— Я пришел к вам не как судья, сударь, а как лицо частное, просто как Себастьян Перрон… Известно вам, кто я?
Читать дальше