Array Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник)

Нервные люди обычно чересчур торопливы, и утром, в роковой понедельник, мисс Прюденс Семафор, еще больная и слабая, но немного отдохнувшая в тишине укромной квартирки, явилась к дверям суда на Ароу-стрит, едва их отперли. В длинной вуали, бледная, одетая во все черное, она походила на вдову.

Дело о детском приюте возбудило большой интерес во всей округе, где «добрая миссис Браун» была хорошо известна. И хотя разбирательству этого дела предшествовали два других, грязные оборванки из соседних переулков с еще более грязными детьми на руках уже толпились у порога, надеясь увидеть, как войдут подсудимая или свидетели. Прюденс имела удовольствие слышать, как ее называли «мать одного из детей, отданных Салли Браун»; какая-то чумазая особа даже угрожала ей «личной расправой». Потрясая кулаком под носом у леди и восклицая в припадке добродетельного негодования: «Знаю я вас, благородных, знаю!» — она обещала, если только Прюденс покажется на улицу, «задать ей здоровую трепку». Ho как раз в этот момент в дело вмешался полицейский и провел испуганную жертву в отдельную комнатку, где она и стала ждать, когда ее вызовет пристав.

Свидетели между тем начинали собираться. Полицейские и сыщики, участвовавшие в деле, очевидцы чудовищной выходки Салли Браун, в которой она употребила младенца в качестве оружия, приходили группами и поодиночке. Пришла и нянька из работного дома, и ее помощница, принявшие на попечение детей на то время, пока будет идти суд над Салли.

Нянька была дородная краснолицая женщина лет пятидесяти с той резкостью в манерах, которая зачастую отличает всех чиновников, привыкших иметь дело с теми, кого они считают ниже себя. Ее подруга, бледноватая особа, весьма приличная, с большой неохотой согласилась присутствовать на суде по какому бы то ни было поводу. Дети, несчастные, исхудалые, с огромными блестящими глазами, длинными ресницами и страшными осунувшимися от голода лицами, лежали по двое и трое в колясочках; за ними ухаживали две нищенки. Детей всего было пятнадцать. Самое поразительное впечатление производила на всех старшая мисс Семафор в розовом ситцевом платьице, детском нагрудничке и старой, не раз стиранной белой накидке. Маленькая Августа была ребенком чрезвычайно неприятным.

– Бог ее знает, эту девочку, — сетовала нянька из работного дома. — Точь-в-точь маленькая старушонка! Никогда не видела, чтобы в ее года так все подмечали, следили, кто что делает! Как-то раз попробовала я ее молоко, — так, маленький глоточек, только чтобы узнать, не скисло ли, — обернулась, а она на меня глядит и, право, будто подмигнула мне, но как-то сердито. Я так и обомлела. Когда я протянула ей бутылочку, она возьми да оттолкни ее! Так ни капли и не выпила, пока я ее не протерла!

– Она чуть не умерла с голоду, няня, — сказала ее помощница. — В том-то все и дело. У детей, которые постоянно голодают, всегда такое лицо и повадки, будто им девяносто лет. При мне сюда многих таких привозили, уж я-то их знаю.

– О, но ведь эту-то не морили голодом. Она вроде только два дня провела у миссис Браун. Говорят, мать этой девочки — какая-то леди. Она дала за нее Салли тысячу фунтов золотом и сказала ей, чтобы та от нее отделалась, когда ей будет угодно. Салли эти денежки прокутила — тут-то ее и накрыли. Соседи говорят, что ребенок этот был у нее недолго. Погляди-ка! Она не такая тощая, как остальные. Их морили голодом, это правда, но эта девочка все-таки какая-то чудная. Да вот, что далеко ходить за примером. Вчера вечером, после трудового-то дня, мы с надзирательницей распили по доброму стаканчику пунша. И вот она мне говорит, что ей, дескать, любопытно посмотреть на детей, привезенных из приюта, потому что уж очень много о них толков. Вот я и повела ее поглядеть на то, как они спят в своих кроватках. А эта не спала, во все глаза смотрела. Надзирательница склонилась над ней и говорит: «Ну что ты, маленькая?» и поцеловала ее. Та, скорчив гримасу, отвернула головенку, взяла обрывок голубой ленты, что была на кукле, которую я ей подарила, и сует ей, «бери», значит. Она так и обомлела. «Что это она?» — спрашивает. А я ей: «Да вот, голубую ленточку хочет вам подарить», — говорю я в шутку. А дите-то поглядело на меня да и кивнуло три раза, словно хотело сказать: «Угадала ты». Мне даже страшно стало.

– Это все ваше воображение, няня, да и только.

– Ничуть, — отозвалась няня. — Никакого у меня нет воображения, но я вижу то, что вижу, и незачем мне говорить, что это не так. Ребенок чудной. Вот погляди-ка на него сейчас — сосет себе пальчик, все-то слушает, все-то понимает, что мы говорим.