Array Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник)

– Ну-ну-ну! Ну-ну-ну! — восклицала она, как будто говорила с настоящим ребенком. — Не плачь, я что-нибудь придумаю. Ты, вероятно, выпила слишком много эликсира? Если так и было, то просто подними руку.

Крошка повиновалась.

– Ты плохо себя чувствуешь?

Ребенок покачал лысой головой и предпринял попытку изобразить, что страдания его были, главным образом, душевные.

– Ну, теперь помолчи немножко, перестань плакать и дай мне подумать. Постарайся заснуть: может быть, действие эликсира ослабеет, и ты скоро вырастешь.

Устроив ребенка поудобнее, подоткнув под него одеяло, Прюденс беспокойно заходила по комнате. Временами она ненадолго останавливалась для того, чтобы взглянуть на странное маленькое созданьице, поставившее ее в столь затруднительное положение. Мисс Семафор отчаянно хваталась за голову и грызла пальцы. Устав от бесцельного хождения, она бросилась в кресло и тупо уставилась в окно, выходившее на улицу. Чем больше Прюденс думала, тем неприятнее ей представлялось все дело. Как Августа могла совершить такую нелепость, как она могла опустошить весь пузырек, как он мог разбиться — мисс Семафор только догадывалась. Во всяком случае, итог был достаточно плачевный: ее сестра не остановилась ни на тридцати восьми годах, ни на двадцати восьми и даже на восемнадцати — она одним прыжком достигла восьмидневного возраста.

«Слава богу, — думала мягкосердечная даже в своем гневе и недоумении Прюденс, — слава богу, что в пузырьке не нашлось еще нескольких капель, а то от бедной Августы не осталось бы теперь и следа!»

После долгих размышлений не очень молодая особа, бывшая до сих пор младшей мисс Семафор, встала и пошла и свою комнату. Одевшись, умывшись и причесавшись, она вернулась к постели сестры. Малышка не спала, но плакать перестала. Только по широко раскрытым умным глазам, производившим какое-то жуткое впечатление на этой безобразной красненькой рожице, Прюденс догадывалась, что разум все еще присутствовал в ее уменьшившемся теле. «Удивительный ребенок», «волшебное дитя», «подкидыш фей» — вот как назвал бы мисс Августу Семафор всякий, кто не был посвящен в тайну ее омоложения.

– Августа, — торжественно обратилась к сестре Прюденс, — я все обдумала. Сразу после завтрака я пойду к миссис Гельдхераус и спрошу, не может ли она дать тебе какое-нибудь… противоядие. Если она откажет, то я не знаю, что с тобой будет, потому что сказать правду здесь, в пансионе, невозможно. Во-первых, выдавать подробности дела крайне неприятно, так как мы станет всеобщим посмешищем, во-вторых, мне просто не поверят. Если мне не удастся достать что-нибудь для тебя, то единственное наше спасение заключается в том, чтобы уверить всех, будто ты получила письмо, в котором тебя вызывают в деревню по важному делу. Я извинюсь за тебя перед всеми, скажу, что ты уехала, ни с кем не простившись, потому что очень спешила. Я спрячу тебя где-нибудь в этой комнате или у себя до ночи. От того, как ты себя будешь вести, очень многое зависит. Я умоляю тебя, не плачь. Если с миссис Гельдхераус ничего не выйдет, я буду расспрашивать всех и отыщу наконец какую-нибудь хорошую, добрую женщину, которая поухаживает за тобой, пока ты не станешь постарше. Ведь ты сама понимаешь, что всюду возить с собой ребенка я не могу. Сегодня после обеда, когда стемнеет, я постараюсь незаметно перенести тебя к этой женщине, если, конечно, таковая найдется. Потом я предупрежу в пансионе о нашем отъезде и отправлюсь в какое-нибудь глухое местечко, где нас никто не знает и куда можно будет привезти потом и тебя. Ну, как тебе мой план? Нравится?

Августе он, очевидно, не понравился, ибо она отчаянно замотала головенкой.

– Ну, не хочешь, как хочешь, — в сердцах воскликнула Прюденс. — Я больше ничего не могу придумать, а от тебя едва ли дождешься совета или помощи! Всеми этими «удовольствиями» мы обязаны тебе одной! Никогда в жизни я не мучилась так, как теперь!

Августа молча следила взглядом за движениями сестры.

– А теперь, — продолжала Прюденс, когда позвонили к завтраку, — мне надо идти вниз. Скажу, что ты плохо провела ночь и не хочешь есть. Дверь в твою комнату я запру, чтобы не вошла горничная. Я принесу тебе молока — это, вероятно, единственное, что тебе подойдет. Ты сможешь съесть что-нибудь твердое?

Малышка, раскрыв рот, обнажила два ряда беззубых десен. Очевидно, ей предстояла молочная диета.

– Только не кричи, умоляю тебя. Я постараюсь вернуться как можно скорее. — И с этими словами мисс Прюденс удалилась.