Констан Геру: Замок Шамбла

Служанка продолжала:

– Этот день, давно ожидаемый всеми, и им и вами, настал. Для него пришел час рискнуть своей головой, а для вас это шанс воплотить в жизнь великую надежду, которую столь давно и трепетно лелеет госпожа Теодора, словом…

– Довольно, довольно! — перебила графиня, закрыв рукой рот горничной и бросая направо и налево испуганные взгляды.

– О, — продолжала Мари Будон тихим, но энергичным тоном, — вам уже нельзя отступать, надо идти до конца, иначе все погибнет. Я знаю Жака Бессона так же хорошо, как знаю Арзака. Пастуха мы заманили посредством алчности и крепко держим его, клянусь вам. Теперь вы должны заманить Жака, и если вы и госпожа Теодора решитесь на это, то я вам за него ручаюсь. Он сделает что прикажете, а потом… никакие палачи на свете не вырвут у него ни слова.

Наступила короткая пауза, после чего графиня, пристально глядя на Мари, серьезно спросила:

– Кто же тот человек, что не дрогнет перед лицом смерти?

– Этот человек — Жак, — резко ответила служанка. — Но с условием: одно за другое.

Вновь наступило долгое молчание, во время которого на лице графини поочередно отразились все боровшиеся в ней чувства. Наконец она наклонилась к уху Мари Будон и прошептала дрожащим голосом:

– Пойди и поговори с ним.

– Я могу сказать все, что захочу?

– Все, — ответила графиня.

Потом, отпустив служанку, она вернулась в гостиную. Когда графиня заняла свое место за карточным столом между аббатами Карталем и Друэ, лицо ее, недавно столь суровое, пылавшее огнем низменных страстей, вновь приняло выражение кроткого благодушия, по которому о ней и судили в свете. Выражение это становилось еще более постным и благочестивым в присутствии духовных лиц или набожных особ. Прерванную партию продолжили, но, несмотря на свою энергичную натуру, графиня де Шамбла, сильно взволнованная принятым ею решением и мрачными картинами, встававшими перед ее бурным воображением, не могла преодолеть своего волнения и часто допускала промахи в игре. Она сама заметила это и, играя роль набожной лицемерки, нашла способ извлечь пользу из того, что могло бы бросить хоть малейшую тень на ее безупречную репутацию.

– Извините, господин аббат, — сказала она своему партнеру, — но я должна признаться, что теперь совсем не думаю об игре.

– Откровенно говоря, — ответил аббат Карталь, — я приметил, что ваше сиятельство заняты своими мыслями.

– Да, господин аббат, я занята одной мыслью, или, лучше сказать, угрызениями совести, которые преследуют меня с самого утра.

– Угрызениями совести? Не может быть, графиня! — воскликнул аббат Карталь с сомнением, очень лестным для графини.

– Да, господин аббат, именно так, — продолжала графиня. — Проезжая сегодня утром мимо богадельни, я приметила бедную женщину, очень плохо одетую, и тогда мне стало стыдно, что я одета в шелка и бархат, между тем как эта согбенная от старости несчастная мерзнет на холодном ветру. Я думала об этом целый день и нашла только одно средство успокоить свою совесть — попросить вас как попечителя этой богадельни принять для этих несчастных пятьсот франков, которые я наверняка истратила бы на пустяки, на какие-нибудь наряды, и которые там будут употреблены более достойным образом.

Сначала оба аббата приняли эти слова с восторженным молчанием, потом начали восхвалять благотворительность и набожность графини де Шамбла, которая прекратила их восторженные речи, объявив, что она и слышать не хочет о таком пустяке. После этого все снова принялись за игру, которая уже не прерывалась до десяти часов. Ровно в десять, по неизменному обычаю, аббаты встали и простились с дамами.

– Извините, — обратилась графиня к аббату Карталю, — я должна пятьсот франков для больницы, и именно здесь уместны слова: «Кто платит свои долги, тот становится богаче».

– Что же вам беспокоиться, графиня, — ответил аббат, — будет время и завтра.

– Нет, — сказала графиня с улыбкой, исполненной доброты. — Помощь старикам нужно оказать как можно скорее, они ведь так бедны! Притом, признаться, я не заснула бы, если бы вы ушли без этих денег, следовательно, я из чистого эгоизма желаю отдать их вам именно сегодня.

Тотчас встав, она открыла свое бюро, вынула оттуда билет в пятьсот франков и отдала его аббату Карталю. Оба аббата ушли, проникнутые умилением. Услышав, как заперли дверь на улицу, графиня подбежала к окну и прислушалась. Стояла вечерняя тишина, и она смогла уловить несколько фраз, которыми обменялись священники.