Эллен Вуд: Ист-Линн

Леди Изабелла, сидевшая возле постели ребенка, с трепетом прислушивалась к его учащенному и прерывистому дыханию.

— Можете себе представить, эта глупая Сара спросила меня сегодня, — продолжала Уилсон, — где похоронят Уильяма. Вот вопрос!.. Я, разумеется, ответила, что его похоронят в склепе, где лежат умершие родственники Карлайлей. Если бы его мать не убежала из дома, если бы она умерла здесь, то это была бы другая история — тогда их обоих похоронили бы в другом склепе, рядом с лордом Моунт-Сиверном.

Миссис Вин ничего не ответила, она погрузилась в печальные раздумья.

— Да! — произнесла вдруг служанка с иронией. — Желала бы я знать, как себя чувствует виновник всех бед и несчастий.

Леди Изабелла подняла на нее вопросительный взгляд.

— Я говорю о нашем пленнике в Линнборо! — поспешила пояснить словоохотливая Уилсон.

— Разве он осужден? — спросила леди Изабелла глухим голосом.

— Разумеется, осужден, и на Бетеля также надели кандалы, а Ричард Гэр оправдан. Вы, конечно, понимаете, что никто из наших не присутствовал на суде; это было бы крайне неловко. Но мы узнали все подробности от знакомых. Вчера вечером, когда мистер Карлайль рассказал своей жене, с каким энтузиазмом было встречено возвращение молодого Ричарда Гэра, ей едва не стало дурно. Мистер Карлайль только сегодня утром и с большой осторожностью сообщил ей о том, что приключилось с судьей Гэром.

— Что же с ним приключилось?

— Ах, миссис Вин, вы живете здесь, точно в мышиной норе. Старого судью опять разбил паралич, и потому миссис Карлайль сегодня нет дома.

— Кто вам сказал, что Ричард Гэр вернулся? — произнес вдруг Уильям.

— Виданное ли это дело? — вскрикнула изумленная Уилсон. — Кто бы мог подумать, что этот мальчуган прислушивается к нашему разговору!

Уильям опустил свою головку на подушку. Он беспрестанно ворочался на постели до самого вечера.

Мистер Карлайль был в Линнборо, где его удерживали серьезные дела. Между семью и восемью часами он вернулся и поспешил в комнату Уильяма. Потускневшие глаза умирающего снова засветились радостью.

— Папа! — прошептал ребенок.

Поцеловав мальчика, Карлайль сел на край его постели. Последние лучи заходящего солнца упали на лицо Уильяма, и несчастный отец почувствовал, как что-то дрогнуло в его груди, когда он пристально взглянул на личико ребенка.

Смерть накладывает какой-то необыкновенный отпечаток на черты человека. Этот знак смерти и заметил Карлайль на лице своего обожаемого сына.

— Ему хуже? — прошептал он, повернувшись к миссис Вин.

— Да, — ответила она.

— Папа, — спросил Уильям прерывающимся голосом, — суд окончился?

— Какой суд, дитя мое?

— Суд над Фрэнсисом Левисоном! Я хочу знать, повесят ли его.

— Да, его присудили к этому.

— Ведь это он убил Галлиджона?

— Да, — нетерпеливо ответил Карлайль, а затем, посмотрев на миссис Вин, спросил, как случилось, что ребенок знает об этом деле.

— Уилсон рассказала ему, — ответила Изабелла.

— Папа, — продолжал ребенок, — что с ним будет? Простит ли его Христос?

— Надеюсь, Уильям. Надеюсь, что Он будет так же милосерден к нему, как и ко всем нам. Ты сегодня очень взволнован, дорогой мой.

— Я знаю. Мне так неудобно на этой постели. Поправьте мне, пожалуйста, подушку, миссис Вин.

Карлайль сам приподнял ребенка и поправил ему подушку.

— Миссис Вин была очень добра к тебе, — продолжал несчастный отец, устремив на миссис Вин взгляд, в котором выражалась глубокая благодарность.

Уильям молчал.

— Я никак не могу вспомнить! — воскликнул он вдруг, схватившись за свою горячую головку обеими руками. — Я хотел о чем-то спросить. А Люси дома?

— Не думаю.

— Позовите ко мне Джойс.

— Хорошо. Я пришлю ее к тебе после обеда, когда пойду за мамой.

— За мамой! — повторил ребенок. — А! Теперь я вспомнил! Папа, скажи мне, каким образом я узнаю на небе мою настоящую маму?

Карлайль, не ожидавший подобного вопроса, поник головой, ничего не ответив.

— Ведь она будет на небе? — продолжал Уильям.

— Да… да… — ответил Карлайль с видимым усилием.

— Мне сказала об этом миссис Вин. Она знала мою маму; она встретила ее за границей и разговаривала с ней.

Карлайль посмотрел на гувернантку, которая быстро отошла к окну.

— Мистер Карлайль, — воскликнула леди Изабелла, — простите меня, пожалуйста… Я упрекаю себя за то, что сказала Уильяму о его матери… но я говорила это для того, чтобы успокоить, утешить его.