Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус

Значит, кто-то просил ее руки. Был ли это Монжёз? Я недолго пребывал в недоумении, ибо Лора почти в ту же минуту сказала: «Не вы ли говорили мне о господине Ренодене?» — «Да, как о человеке опытном, способном дать хороший совет».

Все тем же печально-ироничным тоном мадемуазель Бержерон продолжала: «Первая же моя встреча с господином Реноденом отнюдь не принесла мне счастья. На следующий день после того, как он представил мне жениха, мое здоровье ухудшилось».

С легкой насмешкой, ужасный смысл которой был для меня ясен, она прибавила: «Я, как видно, могу быть здорова лишь при условии, что не выйду замуж». — «Так вы приняли предложение представленного Реноденом жениха?» — «Я не сказала ни да, ни нет… но этот жених, богатый, титулованный, молодой, показался кое-кому настолько привлекательным для меня, что они решили, будто я скажу да». — «О ком вы говорите?» — «Прежде всего, о моем отце… Он так мучил меня с того самого вечера… ввиду моих собственных интересов, как он говорил… так истово добивался от меня ответа, чтобы знать, какого мнения держаться, что после беседы с ним я вышла из комнаты с расстроенными нервами…» — «И Аннета побежала за доктором Пижо», — договорил я, видя, что она остановилась в нерешительности. «Да, и он прописал мне это успокоительное лекарство». — «Действие которого пришел проверить на следующий день?»

Мадемуазель Бержерон ответила, подчеркивая каждое слово: «Действие которого он по просьбе отца и Аннеты, встревоженных моим недомоганием, приходил проверять все последующие дни… и, не видя почти никакого эффекта, постоянно увеличивал дозу».

Слушая Лору, я сжимал в руке пузырек. Мне не терпелось поскорее вернуться домой и подвергнуть анализу его содержимое. «И болезнь ни на минуту не ослабевала?» — спросил я. «Нет, один раз… когда я сказала, что из-за болезни намерена отказать господину Монжёзу, мне стало лучше». — «Болезнь, однако, вернулась?» — «Да, на следующий день… когда я изменила решение». — «Так вы решились выйти замуж за маркиза де Монжёза?»

Мадемуазель Бержерон не ответила. Я не мог относиться к маркизу как к сопернику, поскольку я, бедный деревенский врач, не в силах был с ним бороться. Весьма понятна досада, прозвучавшая в моих словах, когда я прибавил: «Я плохо знаю господина Монжёза, но все же могу сказать, что это корыстолюбивый глупец». — «Все же лучше мне выйти за глупца, чем за мошенника», — отрешенно проговорила Лора.

Я был ошеломлен этими словами. Не известен ли ей план, который, по мнению тетушки, составил Бержерон: найти какого-нибудь негодяя, который согласился бы за сто тысяч франков жениться на дочери и выдать отцу расписку в получении всего состояния?

В эту минуту часы на замке пробили полночь. «Полночь! Нам нужно расстаться», — сказала Лора. «Как, уже?» — «У меня едва хватит сил добраться до своей комнаты».

Я не мог усомниться в ее словах: чтобы не упасть, девушка обеими руками ухватилась за решетку.

«Когда я вас увижу?» — спросил я. «Завтра, здесь же и в этот же час».

Она удалилась, пошатываясь, и исчезла во мраке. Я хотел уже уйти, как услышал ее голос: «Завтра… если силы мне позволят».

Я быстрыми шагами пошел к дому, чтобы поскорее заняться анализом лекарства. Двадцать минут спустя я убедился в страшной истине: к лекарству был примешан яд. На глазах у доктора-невежды мадемуазель Бержерон медленно отравляли, чтобы присвоить себе ее состояние, которое ускользнуло бы из жадных рук, если бы она вышла замуж.

Более часа я сидел в отчаянии, глядя на пузырек; дрожь волнами пробегала по моему телу, и я спрашивал себя: может и должен ли честный человек сдержать клятву — не открывать никому этой ужасной тайны?

Потом отчаяние сменилось мыслью, сначала неопределенной, но мало-помалу окрепшей. «Чего дочь не может открыть вам про своего отца, то откроет вам этот пузырек. Я погибла, если вы мне не поможете. Вся моя надежда на вас». Да, с такой мыслью Лора передала мне пузырек.

«Я спасу ее!» — воскликнул я, дрожа от радости.

Весь следующий день я провел, снедаемый нервной лихорадкой. На часах было одиннадцать, когда я подошел к решетке. Я запасся лекарствами, необходимыми для того, чтобы вывести яд из организма. И захватил хороший револьвер на случай непредвиденных обстоятельств.

Сначала я ждал без особенного нетерпения, но время шло, а она не приходила. Часы пробили полночь. Тогда мною овладел неизъяснимый страх. Мне вспомнилась последняя фраза, сказанная накануне: «Завтра… если силы мне позволят».