Уилки Коллинз - Закон и жена

«Как можешь ты, Сара, так безумно любить такое бесчувственное существо, как муж твой? Может быть, я удивляюсь этому, потому что я еще не замужем. Но я на днях выхожу замуж, и, если муж мой будет со мною обращаться, как с тобой мистер Маколан, я сейчас же разведусь с ним. Я, право, лучше согласилась бы быть битой, как женщины низкого сословия, чем выносить вежливую небрежность и презрение, как ты описываешь. Во мне кипит негодование, когда я только подумаю об этом, для меня такое обращение было бы невыносимо. Не терпи долее такой муки, моя дорогая. Брось его и приезжай жить ко мне. Мой брат, как тебе известно, юрист. Я сообщила ему кое-что из твоего письма, и ты, по его мнению, можешь просить развода. Приезжай и посоветуйся с ним».

«Вы знаете, моя дорогая мистрис Маколан, как я хорошо изучила мужчин. Ваше письмо меня нисколько не удивило. Поведение вашего мужа невольно приводит к заключению, что он любит другую женщину, которая, скрываясь во мраке, пользуется тем, в чем он отказывает вам. Я уже прошла через все это и научена! Не поддавайтесь. Употребите все усилия, чтобы открыть, кто она. Пожалуй, их может быть и несколько. Это все равно, одна или несколько, лишь бы вы сумели открыть ее, и вы можете сделать его существование таким же несчастным, как он ваше. Если будет нужен мой опыт, напишите хоть слово, и я к вашим услугам. Я могу приехать в Гленинч после четвертого числа будущего месяца и остаться, на сколько вам угодно».

Этими гнусными строками окончилось чтение писем, адресованных к мистрис Маколан. Первый и самый длинный отрывок произвел впечатление на слушателей. Писавшая была, как видно, честная и умная особа. Впрочем, все три письма, несмотря на различие их тона, приводили к одному и тому же заключению. Положение жены в Гленинче (если верить ее словам) было очень печальное, муж пренебрегал ею, она была очень несчастлива.

Затем была представлена переписка подсудимого, найденная в запертом ящике стола вместе с его дневником. Все письма, за исключением одного, написаны были мужской рукой. Хотя в них преобладала сдержанность, но все они приводили к тому же заключению. Жизнь мужа в Гленинче была так же невыносима, как и жизнь жены.

Так, например, один из приятелей подсудимого приглашает его отправиться в кругосветное путешествие на яхте. Другой советует поехать на полгода на континент, третий — в Индию на охоту и рыбную ловлю. Все указывают на разлуку с женой под разными предлогами и на разное время.

Последнее из писем было написано женской рукой и подписано только именем, данным при крещении.

«Бедный мой Юстас, как жестока наша судьба! (Этим начиналось письмо.) Когда я думаю о твоей жизни, принесенной в жертву этой несчастной женщине, сердце мое обливается кровью! Если бы мы были мужем и женой, если бы я имела невыразимое счастье любить и лелеять лучшего из людей, каким раем была бы наша жизнь, какие дивные часы переживали бы мы! Но к чему эти сожаления? Мы разлучены в этой жизни, разлучены узами, которые мы оба оплакиваем и которые мы оба должны уважать. Но есть другой мир, загробный, Юстас. Там наши души соединятся и сольются в долгом, небесном объятии, запрещенном нам на земле. Несчастная жизнь, описанная в вашем письме, — о, зачем, зачем вы женились? — заставила меня высказать вам мои чувства. Пускай они утешат вас! Но чужой глаз не должен видеть этих безумных строк. Сожгите их и надейтесь на лучшую жизнь, которую вам можно будет разделить с вашей Еленой».

Чтение этого безумного письма вызвало со стороны одного из судей вопрос, есть ли число и адрес на этом письме.

Лорд-адвокат ответил, что не имеется ни того, ни другого. Но на конверте был лондонский штемпель.

— Теперь мы намерены прочитать, — продолжал он, — несколько отрывков из дневника, в котором не раз встречается имя подписавшейся под этим письмом, и мы постараемся другими средствами узнать, кто писал его, прежде чем окончится это дело.

Затем принялись за чтение дневника моего мужа. Первый отрывок относился к давнему времени, по крайней мере за год до смерти мистрис Маколан. В нем говорилось:

«Новость, привезенная мне нынешней почтой, положительно ошеломила меня. Муж Елены два дня тому назад умер от разрыва сердца. Она свободна! Моя возлюбленная Елена свободна! А я?

Я прикован к женщине, с которой у меня нет ничего общего. Елена для меня потеряна по моей собственной вине. Ах, только теперь я понимаю то, чего никогда прежде не понимал, каким может быть страшным соблазн и как легко совершить преступление. Но лучше закрыть дневник. Думать и писать о моем положении — это только сводить себя с ума».