Уилки Коллинз - Закон и жена

На допросе лорда-адвоката следователь отвечал: «Двадцать шестого октября я получил уведомление о смерти мистрис Маколан от доктора Жерома из Эдинбурга и от Александра Геля, частнопрактикующего врача, живущего в деревне Дингдови, близ Эдинбурга. Уведомление гласило о каких-то подозрительных обстоятельствах, сопровождавших кончину супруги мистера Маколана в Гленинче, близ Дингдови. При этом присланы были мне два акта: один о вскрытии тела покойной, другой об открытии, сделанном химиками при исследовании некоторых, ее внутренних органов. Результат обоих исследований ясно показывал, что мистрис Маколан умерла от отравления мышьяком.

При таких обстоятельствах я тотчас же произвел следствие в гленинческом доме и окрестностях, сделал все, что мог, чтобы пролить хоть малейший свет на обстоятельства, сопровождавшие кончину мистрис Маколан, но ни откуда не получил никаких сообщений ни о смерти, ни о виновном, кроме уведомления докторов. Дознания в Гленинче и окрестностях, начатые мной 26-го октября, продолжались до 28-го числа. Основываясь на некоторых открытиях моих подчиненных, на письмах, мною самим прочитанных, и других документах, доставленных мне, я составил обвинительный акт против подсудимого и испросил приказ об его аресте. Он был допрошен шерифом двадцать девятого октября и предан уголовному суду».

Когда судебный следователь окончил свои показания, вызваны были лица, служащие у него. Они сообщили сведения в высшей степени интересные. Это были те роковые открытия, на основании которых судебный следователь обвинил моего мужа в убийстве своей первой жены. Первым из свидетелей выступил помощник шерифа Исайя Скулькрафт.

Допрошенный лордом-адвокатом и его товарищем, господином Дрью, Исайя Скулькрафт показал следующее:

«Двадцать шестого октября я получил приказ отправиться в Гленинч, поместье, лежащее недалеко от Эдинбурга. Я взял с собой Роберта Лорри, помощника следователя. Мы сначала осмотрели комнату, в которой скончалась мистрис Юстас Маколан. На постели и на передвижном столике, стоящем у кровати, мы нашли книги, письменные принадлежности и лист бумаги с неоконченным стихотворением, написанным рукой покойной. Все эти вещи мы завернули в бумагу и запечатали.

Потом мы открыли индийскую шифоньерку, стоявшую здесь же в спальне. В ней мы обнаружили много стихов и других бумаг, исписанных той же рукой, а также несколько писем и в уголке на одной из полок скомканную бумагу. При внимательном осмотре на этом клочке оказался печатный ярлык и несколько крупинок белого порошка. И письма, и эту бумажку мы также тщательно завернули и запечатали.

Дальнейший осмотр этой комнаты не привел ни к чему и не пролил ни малейшего света на все это дело. Мы осмотрели гардероб, драгоценности и книги покойной, и все это заперли. Мы нашли ее туалетный несессер и, опечатав его, отправили судебному следователю вместе с другими вещами, найденными нами в этой комнате.

На следующий день мы продолжали обыск в доме, получив от судебного следователя новые инструкции. Мы начали с комнаты, дверь которой выходила в спальню мистрис Маколан. Она была заперта со дня ее смерти. Не найдя в ней ничего, что могло бы иметь значение для следствия, мы перешли в другую комнату, где, как нам сказали, подсудимый лежал больной в постели. Он страдал нервным расстройством со дня смерти своей жены и последовавшего за тем судебного следствия. Он, говорили нам, был не в состоянии принимать посторонних. Но мы, несмотря на это, вследствие полученных нами инструкций, настоятельно требовали, чтобы нас впустили в его комнату. Когда мы спросили его, не вынес ли он чего-либо из своей спальни, бывшей рядом со спальней его жены, в эту комнату, в которой он лежал, он ничего не ответил, только закрыл глаза, как бы не имея сил говорить или вовсе не замечая нас. Не беспокоя его более, мы принялись за осмотр комнаты и находящихся в ней предметов.

Пока мы занимались этим, нас вдруг поразил странный звук. Это было что-то похожее на стук колес, катившихся по коридору.

Дверь отворилась, и в комнату быстро въехал джентльмен, безногий, сам управляющий креслом, в котором он сидел. Он направился к маленькому столику, стоявшему у постели подсудимого, и что-то сказал ему шепотом. Тот открыл глаза и знаком отвечал ему. Мы очень почтительно объявили безногому джентльмену, что не можем допустить его присутствие в комнате в эту минуту. Он, казалось, не обратил ни малейшего внимания на наши слова, только ответил: «Меня зовут Декстером. Я один из старых товарищей мистера Маколана. Не я, а вы не имеете права быть здесь». Мы снова повторили ему, что он должен оставить комнату, и заметили ему, что он так поставил свое кресло, что мешает нам осмотреть столик у постели. Он захохотал. «Да разве вы не видите, — сказал он, — что это стол, и более ничего». На это мы возразили ему, что действуем по законному предписанию и что он может подвергнуться ответственности, препятствуя нам исполнять свои обязанности. Видя, что наши предостережения нисколько на него не действуют, я взял и отодвинул его кресло, между тем как Роберт Лорри перенес столик на другой конец комнаты. Безногий джентльмен вышел из себя от гнева, что я осмелился дотронуться до его кресла. «Мое кресло — это я, сударь, — сказал он, — как вы смеете распускать руки». Я отворил дверь и, уважая его каприз, толкнул кресло не рукою, а палкой. Кресло, таким образом приведенное в движение, быстро и благополучно выкатилось из комнаты.