Уилки Коллинз - Закон и жена

Только что я возвратилась к постели больной, как мистер Маколан и мистрис Бьюли вместе вошли в комнату. Мистрис Маколан бросила на них какой-то странный взор (взор, которого я не сумею описать) и велела им оставить ее. Мистрис Бьюли казалась очень испуганной и немедленно удалилась. Мистер Маколан, напротив того, приблизился к кровати жены. Она опять так же странно посмотрела на него и вскричала полуугрожающим, полуумоляющим тоном: «Оставьте меня с сиделкой! Уйдите!» Он только шепнул мне: «За доктором поехали», — и вышел вон.

Прежде чем прибыл доктор Гель, мистрис Маколан сильно вырвало какой-то мутной пеной, слегка окрашенной кровью. Доктор Гель, увидев это, принял очень серьезный и тревожный вид. Я слышала, как он пробормотал про себя: «Что бы это значило?» Он приложил все старания чтобы облегчить страдания больной, но все было тщетно. Несколько времени спустя ей как будто полегчало, потом опять началась рвота, и так попеременно ей делалось то лучше, то хуже. В течение этого времени руки и ноги были у нее холодны как лед. Я несколько раз их ощупывала. А доктор, измеряя пульс, постоянно твердил: «Слаба, чрезвычайно слаба». Я спросила его: «Но что же это такое? Что нам делать, сударь?» Доктор Гель отвечал: «Я не могу принять на себя одного такую ответственность, нужно послать за доктором в Эдинбург».

Запрягли в кабриолет самую крепкую в гленинческих конюшнях лошадь и послали в Эдинбург за знаменитым доктором Жеромом. Пока мы ожидали его приезда, мистер Маколан с доктором Гелем пришли в комнату больной. Как ни была она истощена, однако тотчас же подняла руку и сделала ему знак выйти. Он ласково уговаривал ее позволить ему остаться с ней. Но нет! Она настаивала, чтобы он ушел. Это, казалось, оскорбило его: в такое время и в присутствии доктора она не хотела видеть его! Прежде чем она догадалась, что хочет он сделать, он быстро подошел к ее кровати, наклонился и поцеловал ее в лоб. Она с криком отшатнулась от него. Доктор Гель вступился и выпроводил его из комнаты.

К вечеру прибыл мистер Жером. Знаменитый врач вошел в комнату в ту минуту, когда у нее случился новый приступ рвоты. Он внимательно, не говоря ни слова, наблюдал за нею во время пароксизма и после, когда она успокоилась. Мне казалось, что он никогда не закончит своего обследования. Наконец, он попросил меня оставить его наедине с мистером Гелем. «Мы позвоним, когда вы нам понадобитесь», — добавил он.

Прошло много времени, прежде чем они позвонили. Кучера тем временем снова отправили в Эдинбург с письмом доктора Жерома к его камердинеру, которого он извещал, что в продолжение нескольких часов он не вернется в город к своим пациентам. Из этого многие из нас заключили, что мистрис Маколан чувствует себя очень плохо, другие же полагали, что доктор надеется спасти ее и ожидает, пока пройдет кризис.

Наконец меня позвали. Когда я вошла в спальню, доктор Жером отправился поговорить с мистером Маколаном, оставив меня с господином Гелем. С этой минуты до самой смерти бедной леди я не оставалась с нею наедине. Один из докторов был постоянно в комнате. Для них была приготовлена закуска, но они и в это время чередовались: один уходил, другой оставался. Если бы они давали лекарства своей пациентке, то меня не удивило бы такое их поведение. Но они отказались уже от лечения и, казалось, только караулили больную. Я решительно не понимала, в чем дело, и находила поведение врачей чрезвычайно странным. Сидеть у постели больной должна была я, а не они.

Когда зажгли лампу, я увидела, что конец близок. Больная, казалось, не страдала более, только иногда ей судорогой сводило ноги. Глаза глубоко ввалились, все тело было холодное и в испарине, губы не только побелели, но посинели. Ничто не могло вывести ее из апатии, кроме попытки мужа увидеть ее. Он вошел в комнату с доктором Жеромом, вид его был ужасен. Она уже лишилась речи, но в ту же минуту, когда его увидела, слабым движением и каким-то невнятным звуком дала понять, что не позволяет ему приближаться к себе. Он так был поражен этим, что доктор Гель должен был помочь ему выйти из комнаты. Никого другого не допускали к больной. Мистер Декстер и мистрис Бьюли приходили к дверям справляться о больной, но в комнату их не впускали. Когда наступил вечер, доктора сидели по обе стороны постели, безмолвно ожидая ее смерти.

Было восемь часов. Руки, казалось, отнялись у нее и беспомощно лежали на одеяле. Потом она как будто впала в глубокий сон. Ее тяжелое дыхание мало-помалу становилось слабее. В двадцать минут десятого доктор велел мне поднести лампу к кровати, посмотрел на нее, положил ей руку на сердце и сказал мне: «Вы можете идти вниз, здесь все кончено». Потом, обратившись к мистеру Гелю, он прибавил: «Не угодно ли будет вам узнать, может ли мистер Маколан переговорить с нами?» Я отворила дверь доктору Гелю и последовала за ним. Доктор попросил у меня ключ от двери. Я подала ему ключ, но, признаюсь, находила все это очень странным. Когда я сошла в людскую, я нашла, что все в каком-то тревожном состоянии, все думали, что в доме что-то неладно. Мы беспокоились, сами не зная о чем.