Эрл Гарднер - Собака, которая выла

— Возможно, господа, вам будет интересно узнать, — продолжал Фоули с тяжеловесным достоинством человека, пытающегося скрыть свои чувства, — что предметом ее любви, лицом, занявшим в ее жизни место, принадлежавшее мне, оказался не кто иной, как джентльмен , проживающий в соседнем доме, — наш уважаемый современник мистер Артур Картрайт, тот самый, кто устроил вам этот тарарам с воющим псом, чтобы получить возможность осуществить задуманное и скрыться с моей женой, пока я был занят объяснениями в полиции.

Перри Мейсон вполголоса сказал Пембертону:

— Ну, так это доказывает, что он не сумасшедший, а хитер как лис.

Фоули шагнул в комнату, не спуская с Перри Мейсона разъяренного взгляда.

— Достаточно, сэр, — произнес он. — Вы здесь с моего согласия, так что попрошу оставить ваши замечания при себе.

Перри Мейсон как стоял набычившись и широко расставив ноги, так и остался стоять: но он посмотрел на Фоули хмурым проницательным взглядом и спокойно возразил:

— Я здесь представляю моего клиента. Вы объявили его сумасшедшим и предложили представить доказательства. Я здесь для того, чтобы по ходу дознания защищать его интересы, и вам не взять меня на пушку, и не надейтесь.

Клинтон Фоули окончательно вышел из себя. Рот у него перекосился, губы дрожали, он занес правую руку. Билл Пембертон поспешил встать между ними.

— Тише, тише, — умиротворенно произнес он, — держите себя в руках, Фоули.

Фоули, готовый, видимо, нанести Перри Мейсону удар в челюсть, глубоко вздохнул и с усилием овладел собой. Перри Мейсон стоял как вкопанный, не отступив ни на дюйм.

Фоули медленно повернулся к Пембертону и сказал тихим придушенным голосом:

— Что-то ведь можно сделать с этой свиньей Картрайтом? Нам удастся получить ордер на арест?

— Вам, думаю, удастся, — ответил Пембертон, — но выдать его может только окружной прокурор. Откуда вам известно, что она уехала с ним?

— Она сама написала в записке, — сказал Фоули. — Вот, читайте.

Он сунул записку Пембертону, резко повернулся и ушел в другой конец комнаты. Дрожащей рукой он прикурил сигарету, прикусил губу, затем вытащил из кармана носовой платок и громко высморкался.

Миссис Бентон по-прежнему находилась в библиотеке, не попытавшись испросить разрешения или как-то объяснить свое присутствие. Два раза она посмотрела на Клинтона Фоули долгим напряженным взглядом, однако тот стоял у окна спиной ко всем, уставясь в пространство пустыми глазами.

Помощник шерифа развернул записку; Перри Мейсон подошел и заглянул ему через плечо. Пембертон стал так, чтобы Мейсону не было видно, но Мейсон добродушно взял его за плечо и повернул обратно.

— Будьте человеком, — попросил он.

Пембертон больше не пытался загородить записку от Мейсона. Они прочитали ее одновременно. Она была написана чернилами и гласила:

«Дорогой Клинтон!

На тот шаг, который я сейчас сделаю, я решаюсь скрепя сердце. Знаю, какой ты гордый и как не любишь шумихи вокруг своего имени. Я постараюсь обставить все так, чтобы ты как можно меньше страдал. Несмотря ни на что, ты был добр ко мне. Я думала, что люблю тебя. Еще несколько дней тому назад я верила в это всем сердцем, но потом узнала, кто поселился в соседнем доме. Сперва я рассердилась или подумала, что сержусь. Он следил за мной в бинокль. Мне нужно было тебе рассказать, но что-то заставило меня промолчать. Я хотела с ним повидаться и, когда ты уехал, устроила встречу.

Клинтон, бессмысленно тянуть с этим обманом. Я не могу с тобой жить. Я и в самом деле тебя не люблю; было минутное обольщение — и миновало.

Ты всего лишь огромный зверь, наделенный магнетической силой. Тебя тянет на женщину так же, как мотылька — на огонь. Я знаю о том, что происходило здесь, в этих стенах, но не виню тебя, потому что считаю — с тебя нельзя спрашивать, такой уж ты человек. Но в одном я твердо уверена: я тебя больше не люблю. Думаю, никогда не любила. Думаю, во всем виновато то обольщение, то загадочное твое гипнотическое обаяние, которому не могут противиться женщины. Как бы там ни было, Клинтон, я уезжаю с ним.

Делаю это так, чтобы избежать малейшей шумихи. Даже Тельме Бентон я не скажу, куда направляюсь. Ей будет известно только одно: я взяла чемодан и уехала. Если хочешь, можешь сказать ей, что я отправилась погостить у кого-то из родственников. Если ты не предашь случившееся гласности, то я и подавно.

На свой лад ты неплохо ко мне относился. Ты ни разу не отказал мне ни в чем материальном. Единственное, чего ты не можешь мне дать, — это верная любовь; не можешь ты и насытить мне душу, как может только он. Я уезжаю с ним и знаю, что буду счастлива.