Энн Перри - Находка на Калландер-сквер

Сотерон уставился на него, моргая. Стакан с хересом дрожал в его руке.

— Вы… вы пьяны! Вы сумасшедший! — Он заикался, хотя и не замечал этого, как не замечал и того, что уже пищит. — Вы хотя бы подумали, сколько вреда это может принести!

— Пожалуйста, Реджи, прекратите. Вы будете выглядеть очень смешно, если принудите меня выбросить вас отсюда.

Лицо Сотерона потемнело, потом стало малиновым. Он со злостью швырнул стакан в камин. Тот разлетелся вдребезги. Реджи развернулся на каблуках, промаршировал к выходу и хлопнул дверью. Хлопнул столь сильно, что на полке затряслись картины, и упала маленькая статуэтка.

Генерал стоял несколько минут, обдумывая, что же он только что наделал. Затем позвонил в колокольчик и, когда дворецкий появился, попросил его сказать слуге, чтобы тот принес ему пальто, так как он собирается навестить сэра Карлтона.

Роберт был дома. Балантайн увидел его в комнате для приемов. Карлтон стоял у камина, разговаривая с Ефимией. Балантайн никогда не видел, чтобы она выглядела столь счастливой. Казалось, она источала тепло. Казалось, Ефимия освещена солнечным светом. Генералу захотелось, чтобы он явился по совсем другому поводу. Но злость в нем еще клокотала.

— Добрый вечер, Карлтон. Добрый вечер, Ефимия, вы сегодня выглядите необычайно хорошо.

— Добрый вечер, Брэндон. — В ее голосе звучали легкие вопросительные интонации.

— Извините, Ефимия. Мне необходимо поговорить с Робертом. Не будете ли вы так добры нас оставить?

Женщина была слегка озадачена, но встала и покорно вышла из комнаты.

Карлтон нахмурился, раздражение промелькнуло на его лице.

— Что случилось, Балантайн? Ты был не очень-то вежлив с моей женой. Это должно быть действительно важным. Иначе твоя бесцеремонность окажется непростительной.

Балантайн был не в настроении говорить о таких пустяках.

— Роберт, ты пытался использовать свое влияние, чтобы остановить полицию от дальнейшего расследования?

Карлтон невозмутимо посмотрел на него. Его открытое лицо не выражало никакой вины и ничего не скрывало.

— Да, я говорил с ними. Думаю, Питт уже наделал достаточно вреда. Я не жду ничего хорошего, если он будет по-прежнему совать свой нос в наши личные дела, в наши трагедии и ошибки. У него было достаточно времени, чтобы установить, кто родил этих несчастных детей и что с ними случилось. Нет никаких шансов, что полиция когда-нибудь обнаружит, кто же был любовником Елены Доран. Да и вряд ли найдет его, если даже узнает, кто это был. Что касается Фредди Больсовера, неизвестно, был ли он шантажистом или нет; вполне вероятно, что его убил проходящий грабитель. Для Софи будет лучше, если мы решим, что этак оно и было. И — остановимся на этом.

— Чушь! — вскричал Балантайн. — Ты прекрасно знаешь, что его убили именно потому, что он слишком далеко зашел в своем шантаже. И на этот раз наткнулся не на какого-то похотливого болвана, который заигрывал с горничными, а на убийцу.

Лицо Карлтона напряглось.

— Ты в самом деле веришь в это?

— Да. И если ты порядочный человек, то тоже веришь. Я знаю, ты боишься за Ефимию. Я тоже боюсь. Но гораздо больше боюсь того, во что я превращусь, если попытаюсь прикрыть дело…

— Хорошо, Фредди был шантажист, — уклончиво сказал Роберт. — Оставим негодяя в покое. Если не по другим причинам, то хотя бы ради Софи.

— Прекрати себя обманывать, Роберт. Кто бы он ни был, его убийством нельзя пренебречь лишь потому, что оно неприятно и его расследование доставляет нам неудобства. В какого дьявола ты веришь? Неужели в тебе ничего не осталось, кроме желания жить в комфорте?

Карлтон резко вскинул голову. Глаза его засверкали. Но что он мог возразить? Он открыл было рот, чтобы ответить, но не мог найти нужных слов. Балантайн стоял невозмутимо, и в конце концов именно Карлтон опустил голову.

— Я завтра поговорю с министром, — сказал он негромко.

— Хорошо.

— Не знаю, хорошо ли это. Кэмпбелл и Реджи очень давят. Хотят замять это дело. Реджи беспокоится за себя, конечно, а Кэмпбелл, я думаю, — за Софи. Кошмарная для нее ситуация! Бедная девочка… Мэрайя о ней заботится. Она очень умелая женщина и всегда знает, что делать в трудные времена. Но ничто не защитит Софи от позора, если история получит огласку.

— Я очень рад, что есть хоть кто-то, кто сохранил ясную голову, — не смог удержаться генерал от язвительного выпада. Ярость его была еще слишком горяча. — Сочувствую Софи, но истина дороже. Передай Ефимии мои извинения.