Елена Колчак - У страха глаза велики

Про окно я, впрочем, забыла сразу же, как вошла в комнату. При чем тут борщ, когда такие дела на кухне? Нашлась моя пропажа! То бишь, Кристина. Вовсе не бездыханная, даже наоборот, чересчур дышащая. Мне показалось, что она здорово чем-то напугана. Бледная до синевы, губы дрожат, и листок, зажатый в руке так, что костяшки пальцев побелели, аж ходуном ходит.

— Рита, я боюсь! — она протянула бумагу мне.

Текст был краток, эмоционален и невнятен: «Убирайся, откуда пришла! Тебе здесь не жить!» Напечатано крупно, во весь лист. Но больше всего меня заинтересовал не текст — чего-то подобного я и ожидала — а шрифт. Я сама неравнодушна к необычным его видам, так что моей коллекции могло бы позавидовать какое-нибудь дизайн-агентство. Однако, такого образчика плакатного искусства нет даже у меня. Буквы будто бы окровавлены, с вертикальных палочек «т», «п», «и», «р» «стекают» крупные капли. Очень натурально нарисовано. А принтер, похоже, свежезаправленный: чернила кое-где размазаны, и по краю какие-то брызги или потеки. Но рассматривать послание тщательно было некогда.

— Ну почему? — Кристина, казалось, сейчас разрыдается. — Что я им сделала? Чем помешала? Я что, виновата, что мы с Германом друг друга любим? Разве я у кого-то что-то отняла?

В общем, началось. А то я уже было начала скучать: враждебность чувствуется, а явных проявлений нету.

— Где нашла?

— На кровати лежало. — Кристина шмыгнула носом. — Это Вика подбросила! Герман с ней нянчится — ах, сестричка, ах, солнышко, а она… она меня убить готова!

— А что с твоим полотенцем случилось?

— Н-не з-знаю… Оно на полу лежало… Я сама испугалась, — голос Кристины предательски задрожал.

Только истерики мне для полного счастья и не хватало! Надо срочно ее чем-то отвлечь. Например, разгадыванием кроссвордов, ага. А еще, говорят, вязание хорошо нервы успокаивает… Н-да. Полезные советы из арсенала дамских журналов не всегда такие уж полезные. Попробуем по-другому.

— Погоди, погоди! Я чего-то не понимаю. Во-первых, почему ты здесь, а они уехали со Стасом?

— Регина позвонила, сказала, что у нее какие-то дела срочные, чтобы я завтра приезжала. Голову кладу — Вика постаралась. Ну как же! Регина меня только год одевает, а ее восемь лет. Конечно, она для Вики в лепешку расшибется!

— Регина — это ваша портниха?

— Ну да. Наверняка Вика ей позвонила и попросила меня передвинуть. Специально!

— Ладно, не переживай раньше времени, нервы дороже. Может, тебе и в самом деле на какой-нибудь курорт уехать? А тем временем все и успокоится.

Я, конечно, не слишком рассчитывала на успех своего предложения. Но и не ожидала, что оно окажется настолько «поперек».

— Ну уж нет! — Кристина едва не выскочила из кресла. — Я имею такое же право жить здесь, как и любой из этой семейки, может, даже большее, и из этого дома уйду, только если Герман сам меня попросит.

Дверь резко распахнулась, в комнату влетел Герман, за ним Боб. Не сказав ни слова, Герман обнял Кристину и увел. Она обернулась в мою сторону, как будто собиралась что-то сказать, но то ли передумала, то ли просто не успела. Боб остался, присел на краешек кресла, вздохнул.

С подоконника потекло. Я встала, прикрыла окно.

Ничего не понимаю. Что происходит?

Боб вздохнул еще раз, сцепил пальцы, выгнул — раздался слабый хруст.

— Сейчас позвонил Стас… — голос Бориса свет Михайловича странным образом напоминал ржавую консервную банку. — Они… ну, в общем, в аварию попали. Тимур умер там же, не приходя в сознание, Вика в больнице. Так-то она почти не пострадала, только ударилась… наверное… — Боб замялся.

— Ребенок? — догадалась я.

Он кивнул.

— Кровотечение сильное, сказали, что вряд ли удастся сохранить. Господи, ну ее-то за что?!

Так-так. Переживаем. Вика ему, конечно, родственница, но уж настолько дальняя — «седьмая вода на киселе». Да и вообще — чужая жена. Впрочем, теперь уже вдова. Интересно.

— А Стас? Он из больницы звонил?

— Ну да. Сам-то почти в порядке, слабое сотрясение, парочка ушибов и царапин, — он помолчал и добавил. — Герман сейчас в клинику поедет. Только Кристиночку успокоит и спать уложит.

Неприязнь, прорвавшаяся в его голосе, поразила меня едва ли не больше, чем страшное известие. Он тоже не в восторге от Кристины, но настолько?

Следующие несколько часов я старательно изображала не то сфинкса, не то льва, не то химеру — в общем, что-то такое каменное. Как жук-притворяшка, который в экстремальных ситуациях прикидывается мертвым. Почти без движения, без мыслей, без желаний, даже кровь, и та, кажется, остановилась. Отвратительное состояние. Если это и есть хваленая нирвана, то я предпочитаю коловращение жизни.