Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок

— Адвокат уголовного суда присяжных подверг некоторому сомнению показания обвиняемого о его схватке с Брауном, — продолжал судья. — Как сумел мистер Энджелл вырвать револьвер у Брауна — человека маленького роста, но большой силы — и как сумел отступить достаточно далеко, чтобы выстрелить в своего противника с расстояния около шести футов? — Судья приподнялся и снова опустился, словно готовясь к перерыву, который скоро должен был наступить. — Однако, я думаю, вы припоминаете, как миссис Энджелл в своих показаниях подчеркнула, что отвлекла Брауна тем, что пыталась приблизиться к телефону, и что именно в этот момент обвиняемый, опасаясь за свою жизнь и безопасность жены, напрягся до предела, вырвал револьвер и отступил назад. Обвинение не могло представить какие-либо доказательства, опровергающие это объяснение. Теперь вы, господа присяжные, должны решить, принимаете ли вы его.

Господа присяжные, вы имеете в своем распоряжении все факты и должны вынести решение. Я лишь могу проинструктировать вас в законах нашей страны. В соответствии с законами нашей страны лишение человека жизни является оправданным, если одно лицо лишает другое лицо жизни в целях самозащиты, если губительные действия, лишающие жизни, необходимы для его собственной защиты. Поэтому вы должны спросить себя, использовал ли обвиняемый оружие в целях зашиты своей жизни? В первую очередь обвиняемый должен предоставить вам все необходимые доказательства, что он сделал все возможное, чтобы избежать этих пагубных действий, что они были необходимы для защиты его собственной жизни или для защиты себя от серьезных телесных повреждений, которые могли вызвать разумные опасения, что его жизнь подвергается опасности. Если он выстрелил потому, что не располагал другими средствами защиты и не имел возможности скрыться, тогда его действия могут считаться оправданными.

Судья мистер Смедли посмотрел на часы.

— Сейчас тринадцать часов пятнадцать минут. Я продолжу заседание суда еще на пятнадцать минут. Если по истечении этого времени вы не примите решения, прошу вас известить об этом моего секретаря и я отложу заседание до четырнадцати тридцати.

Присяжные отсутствовали десять минут. Энджелла увели, но Перл осталась на месте.

— Выйдите хотя бы на минутку, миссис Энджелл, — уговаривал Мамфорд. — Время пройдет быстрее, в таких случаях всегда полезно размяться.

Она отрицательно покачала головой.

— Когда все кончится, — сказал Эсслин, — увезите его надолго куда-нибудь отдохнуть. Мы и так слишком перегружены в конторе, так что это будет весьма кстати. Ему необходимо переменить обстановку.

Она молча кивнула.

— Господи боже мой, — сказал Принц, — я видел ее всего раз, но, когда полицейские показали мне фотографию, она была совсем не похожа. Кроме того, вокруг Годфри всегда увивалась какая-нибудь девочка.

— Верно, вокруг него всегда увивалась какая-нибудь девчонка, — повторил Джуд Дэвис. — Так какого черта? В этом он был мастак. К тому же он мертв.

— Я, конечно, далеко не эксперт, — сказал мистер Фридель, — но, на мой взгляд, заключительная речь была весьма справедливой. На мой взгляд, судья вел себя весьма беспристрастно. Невольно возрадуешься, что живешь в такой стране, как Англия. А, вот они и возвращаются.

Присяжные действительно возвращались. Единогласно они признали Энджелла невиновным. Разбор дела занял всего три с половиной часа. В тринадцать тридцать Энджелл был освобожден из-под стражи. Ему тут же сделалось плохо, и только в четырнадцать часов его удалось усадить в поджидающее такси. Перл и мистер Фридель повезли его домой. Несколько позднее он с аппетитом съел сытный обед.

Они последовали совету Эсслина лишь в январе.

Они как-то продержались вместе все это время скорее по инерции, чем по какой-либо другой причине. Да и потому, что после смерти Годфри отсутствовал новый разрушительный фактор. Ненависть и отвращение тех первых дней прошли. Они вновь привыкли друг к другу. Энджелл усердно трудился и все больше обогащался. Переживания и перенесенные невзгоды не оставили на нем заметного следа, за исключением похудевшего лица. Он начал посещать клуб и вскоре перестал смущаться, когда другие члены с любопытством задавали ему вопросы. Он обнаружил в этой славе даже нечто приятное. Сам себя он был склонен считать не униженным и обманутым супругом, а мужественным хранителем домашнего очага, каким он предстал в рассказе Перл, честным англичанином, защищающим свою жизнь, свою жену и свою собственность от наглого бандита. Лишь однажды он осмелился заикнуться об этом дома, но реакция Перл была мгновенной: