Фрэнсис Хоун об отсрочке и слышать не хотел.
— Разумеется, у нас был тайный расчет: только так и делаются дела. Ясно, что Воспер будет возмущен, но он ничего не может поделать. Он получил юридически законное предложение, и он его принял.
— Я оказываюсь в несколько деликатном положении…
— Не преувеличивайте, Уилфред. Вы лучше меня знаете, что стряпчий покупателя никоим образом не обязан передавать информацию стряпчему продавца. В обязанности стряпчего продавца входит раздобыть все нужные сведения. Вот почему вы весьма мудро уговорили Воспера не пользоваться услугами швейцарского стряпчего, в противном случае, как вы говорите, процессуальные установки были бы нарушены. Мы живем в мире суровой коммерческой борьбы, у нас тут не детский сад. Если у Воспера есть претензии, пусть предъявляет их Холлису, поскольку тот не проявил достаточной бдительности.
У Клода Воспера на самом деле оказались претензии. Он прилетел в Лондон и понял, что ему следовало это сделать гораздо раньше, и справедливо, но совсем незаслуженно, сделал выговор Холлису, который устроил ему долгое совещание с адвокатом. Адвокат детально изучил условия соглашения о продаже и сообщил им, что, по его мнению, ничего нельзя предпринять для его расторжения. В соответствии с условиями документ о передаче имущества должен быть представлен другой стороне в течение двадцати восьми дней после получения уведомления. В их распоряжении по-прежнему оставался двадцать один день — в течение этого времени они могли получить дальнейшие консультации.
На следующий день, без предварительной договоренности, виконт Воспер посетил Энджелла. Сначала Энджелл отказался его принять, прикрываясь этическим соображением, что вести дело с лордом Воспером он может на законных основаниях, лишь через посредничество мистера Холлиса. Воспер сообщил, что мистер Холлис больше не является его стряпчим. После некоторых колебаний Энджелл решил принять Воспера, и разговор произошел в высшей степени неприятный. Он закончился угрозой Воспера направить подробное изложение дела Обществу юристов.
Энджелл держался с достоинством, но в душе испытывал крайнюю неловкость. Он строго берег безупречность своей профессиональной репутации и, хотя знал, что ему ничто не грозит, все же испытывал страх. Через неделю он с огромным облегчением узнал, что Воспер уехал обратно в Швейцарию. Казалось, теперь все было улажено.
По крайней мере, на деловом фронте. Что же касалось домашнего фронта, то там по-прежнему царил беспорядок. Впервые за их совместную жизнь Перл казалась вялой и апатичной. Чтобы рассеять ее тоску, развеселить, пробудить интерес, он приготовил для нее особый сюрприз. Выход «в свет». Он сказал, что купил на следующий вторник два билета в первые ряды на боксерский матч в Йорк-Холле в Бетнал-Грин. Их знакомый Годфри Браун будет гвоздем программы.
Перл недоуменно посмотрела на него.
— Что вы надумали?
— Надумал? Купил билеты. Хотел вас обрадовать.
— Я не люблю бокса. И никогда не любила.
— Но ведь вы как-то ходили в Альберт-Холл. Одна. Помните? Кажется, это было в октябре? — Энджелл улыбался, пыхтел, приглаживал волосы, а сам внимательно наблюдал за ней. — Вы думали, я не знаю, но билет и программка валялись у вас в комнате. Все это, разумеется, не так важно. Я не придаю этому абсолютно никакого значения.
— То… то был бой на титул чемпиона. Мне было нечего делать, и я из любопытства пошла.
— И я иду на этот матч тоже из любопытства, дорогая. Чтобы посмотреть, насколько с нашей помощью преуспел наш чемпион-недоросток.
— Я думала, он вам не нравится, вы… потеряли к нему интерес.
— Меня он никогда не интересовал. Он интересовал вас.
— Он явился сюда в первый раз, чтобы увидеться с вами.
— Да… Верно. Так было удобней… Но, с другой стороны, он страшно невоспитан. И не блещет умом. Истинный продукт трущоб. От такого субъекта, видимо, нельзя слишком многого требовать.
— Тогда зачем идти на матч?
— Мы его крестные. Это его первый серьезный бой. Я подумал, будет интересно…
Перл разглядывала свои ногти, только что покрытые лаком.
— Я не хочу идти, Уилфред.
— Но, дорогая, я купил билеты. Заплатил баснословную сумму, по пять гиней за каждый. Это просто возмутительно, почти в три раза дороже, чем партер в театре.
Перл раздражало что-то в тоне Уилфреда. Пять гиней. В этом крылся какой-то смысл, но какой — она не знала. Трата подобной суммы, несомненно, свидетельствовала о повышенном, особом интересе.
Читать дальше