В потоках влажных сквозняков, дующих со стороны Сены и расположенного ниже станции метро перрона вокзала, вихрем кружился выброшенный бумажный хлам. Ну что же, тем двум идиотам, убежденным, что они нравятся женщинам, придется поискать другой повод для развлечения. Они, оказывается, ехали не в больницу, а цыганочка вышла на моей остановке.
Может быть, я и ошибался, но было очень похоже, что она за мной следила. Правда, она шла впереди меня, но иногда слежка ведется и таким способом. Однако мне все-таки не верилось, что я имею дело с коллегой цыганского происхождения. Я видел, как она пошла своим грациозным шагом танцовщицы наперерез потоку пассажиров по направлению к схеме линий метрополитена, не обращая внимания на возбуждаемое ею любопытство. Шерстяная юбка выглядывала из-под коротковатого пальто и скользила в такт плавно покачивающимся бедрам по коричневым кожаным сапожкам без каблука, изящно выглядевшим на ее маленьких ножках. Она остановилась возле плана метро и, казалось, начала его изучать, но от всего этого отдавало притворством. Наш поезд ушел. Прибыл другой на параллельный путь, остановился и снова ушел, отчего у меня под ногами задрожала платформа. В будке дежурного по станции задребезжал телефон. Я зажег трубку. Теперь на перроне остались только она и я. Большинство пассажиров нашего поезда поспешили в Сальпетриер навещать своих больных, а уборщица, умеющая так искусно выписывать восьмерки лейкой на полу и на вашей обуви, еще не приступила к исполнению своих обязанностей. Возможно, именно потому, что на перроне никого не было.
Я подошел к прелестнице. Должно быть, она не упускала меня из виду ни на минуту, поскольку, едва я очутился в двух шагах от нее, обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Не успел я и рта раскрыть, как она начала:
— Вы ведь Нестор Бюрма?
— Да. А вы?
— Не ходите туда, — сказала она, не отвечая на мой вопрос. — Не ходите. Это ни к чему.
Тембр ее голоса был хрипловатый, тягучий; слова звучали устало и меланхолично. В темных, с золотистыми искорками зрачках проглядывали печаль и затаенный страх.
— Куда я не должен идти?
— Туда, куда вы собирались…
Она понизила голос.
— Не навещайте Авеля Бенуа. Это ни к чему.
От ветра непокорная прядь упала ей на глаза. Резким движением она отбросила назад трепещущую гриву черных волос. Металлические кольца в ушах звякнули, и в воздухе повеяло теми дешевыми духами, которыми пахло от письма, полученного мной в полдень.
— Ни к чему? — сказал я. — А почему?
Она тяжело сглотнула. Мышцы шеи напряглись, грудь поднялась во вздохе, натянув облегавший ее вязаный пуловер. Шепотом она произнесла два едва слышных слова, тех самых, которые я часто слышал во время своей работы; два слова, которые почти всегда присутствуют в моих расследованиях, которые я скорее угадал, чем расслышал, и которые я заставил ее повторить, сам не знаю почему.
— Он умер, — сказала она.
Я помолчал. Снизу, с вокзала, донесся характерный пронзительный сигнал багажных тележек.
— А, — сказал я наконец. — Так, значит, это не розыгрыш?
Она взглянула на меня с укоризной:
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, ничего. Продолжайте.
— Это все.
Я покачал головой:
— Нет. Уж если говорить, то или все, или ничего. Когда он умер?
— Сегодня утром. Он хотел повидаться с вами, но не успел. Я…
Она снова с усилием сглотнула.
— Я, наверно, поздно опустила в ящик его письмо.
Машинально она поднесла руку к карману пальто, в котором, по-видимому, пролежала срочная просьба о помощи, вынула оттуда смятую пачку сигарет и опустила ее обратно, так и не закурив. Это напомнило мне о трубке, которая успела погаснуть. Я не стал ее зажигать и тоже сунул в карман.
— Да, письмо. Его отправили вы?
— Я.
— И если я правильно понимаю, вы следите за мной с тех пор, как я вышел из конторы, направляясь сюда?
— Да.
— Зачем?
— Не знаю.
— Может быть, чтобы убедиться, откликнусь ли я на просьбу?
— Может быть.
Какой-то субъект появился на лестнице, ведущей на пересадку, и стал ходить взад и вперед по платформе, искоса поглядывая на нас.
— Хм. Мы ехали вместе от самой биржи, где я сел на метро. Раз вы знали, что он умер, почему вы не сказали мне об этом раньше? Почему ждали, пока я окажусь почти у самой цели поездки?
— Не знаю.
— Ничего-то вы не знаете.
— Я знаю, что он умер.
— Это ваш родственник?
— Приятель. Старый приятель. Почти что приемный отец.
Читать дальше