Джон Карр - Отравление в шутку

— Ну что ж, джентльмены, — начал он, откашлявшись. Он снова говорил, как в былые времена. Я давно уже не слышал этого голоса: уверенный, звучный, резкий. Переводя взгляд с одного на другого, он говорил: — Мистер Сарджент сказал, что вы хотели бы задать мне еще ряд вопросов. Я чувствую себя значительно лучше и счастлив оказать вам любое содействие.

— Вот и хорошо, судья, — сказал Сарджент, входя в комнату и закрывая за собой дверь. Воцарилось молчание.

— Итак? — с легким нетерпением в голосе проговорил судья.

— Ну что, Мэтт, появились у вас какие-то новые соображения на этот счет? — начал коронер. — Теперь, когда у вас ясная голова…

— Голова у меня была ясная и утром, — парировал судья.

— Вот что нас интересует, мистер Куэйл, — сказал Сарджент. — Было ли у доктора Твиллса завещание?

— Да, я составлял его собственноручно.

— Где оно сейчас?

— Оно находится в сейфе моего сына Мэтта, в его офисе.

— Не могли бы вы коротко ознакомить нас с содержанием этого завещания?

Веки судьи слегка дрогнули. Он немного наклонил голову набок и посмотрел на нас.

— Мне не совсем этично отвечать на ваш вопрос, мистер Сарджент. Однако поскольку доктор Твиллс никогда не делал секрета из своих намерений, а также учитывая необычность нынешних обстоятельств… — Он слегка пожал плечами и продолжал: — Если не считать отдельных небольших сумм, все его состояние по завещанию переходит к моей дочери Клариссе. У него не осталось родственников, если не считать двух теток во Флориде, которые и так достаточно состоятельны.

— Вы говорите, все прочие завещанные суммы незначительны?

— Во всяком случае, не настолько, чтобы вдохновить кого-то на убийство, — отозвался судья. — Так или иначе, никому из членов семьи ничего не причиталось.

— Доктор Твиллс был человек состоятельный?

— Судя по всему, да, — поколебавшись, сказал судья и добавил: — Но в данный момент я не в состоянии дать вам точный ответ. Несомненно, это может сделать мой сын Мэтью. Он вел все финансовые дела доктора. Мой зять получил деньги по наследству и в общем-то проявлял к ним мало интереса.

— Следовательно, ваш сын может действовать от его лица…

— Да. — Судья сказал это без раздражения, но пальцы его забарабанили по столу. — Повторяю, вам лучше обратиться к моему сыну Мэтью. Сам я слишком долго занимался литературными трудами и, признаться, потерял контакт с миром деловых отношений…

Сарджент глубоко вздохнул и подошел ближе к столу.

— Кстати, о делах литературных, — как бы невзначай осведомился он, — вы ведь, кажется, написали книгу и собирались показать рукопись мистеру Марлу? Это действительно так?

На лице судьи показалось то самое презрительное выражение, которое я заметил у него утром, когда он разговаривал с Сарджентом.

— Это так, но я не понимаю, почему это интересует вас, мистер Сарджент.

Судья говорил учтиво, но тем не менее это был удар хлыста. Впервые, Бог знает почему, окружной детектив пришел в ярость. Помолчав, чтобы прийти в себя, он проговорил:

— Что поделаешь, я тоже порой читаю книги. Когда вы закончили вашу рукопись?

— Вам это так необходимо знать?

— Да, — сказал Сарджент. Зрачки его светлых глаз сузились.

— Два-три дня назад моя дочь Мери окончила печатать последний вариант последней главы, — с легким удивлением в голосе ответил Куэйл. — Если вас это так интересует, мистер Сарджент, я могу вам продемонстрировать рукопись.

Он выдвинул ящик стола…

Настала гробовая тишина. Все мы невольно подались вперед. Судья, должно быть, почувствовал нашу напряженность. Но он не поднял головы и продолжал шарить среди бумаг, отчего раздавались звуки, похожие на шуршание змей в листве. В библиотеке стало совсем темно. За окном фиолетовым силуэтом обрисовывались горы. На бензоколонке мерцали огоньки. В комнате было так тихо, что можно было слышать, как на шоссе проносились редкие машины.

Судья еще долго машинально шарил в ящике, хотя, по сути дела, прекратил все поиски. Он продолжал сидеть, не поднимая головы, и мы не видели, какое у него было выражение лица.

Тишина делалась невыносимой. Наконец шорох прекратился. Руки судьи покрылись испариной. Молчание нарушил Сарджент. Казалось, он не говорил, а кричал на фоне общего безмолвия:

— Возможно, вы ее положили куда-то в другое место.

Еще невыносимее прозвучал лающий голос Рида:

— Ерунда! Вы можете написать все заново.

Внезапно судья поднялся на ноги. Он коротко и неистово повел рукой, потом она безжизненно упала вдоль тела. Он стоял на фоне окна, где угасал день, — силуэт без лица.