Джон Карр - Отравление в шутку

— Скорее всего, — согласился Сарджент. — Ну а…

Росситер с виноватым выражением лица спрятал выведенный из строя механизм за книгами и, торопясь сменить тему, попросил:

— Не могли бы вы изложить мне факты по этому делу? Только рассказывайте медленно и обстоятельно, чтобы я мог сосредоточиться, ладно?

Это уже больше устраивало Сарджента. Он утратил подозрительное выражение лица, сел с блокнотом и начал рассказывать. Росситер тем временем расхаживал по комнате, по-прежнему переполненный энергией, топоча большими башмаками, выставив вперед подбородок. Он снова сделался похож на прорицателя. Я разглядывал его с новым интересом, благо освещение здесь было лучше, чем в каретном сарае. У него были длинные светловатые волосы. Они то и дело лезли ему в глаза, и Росситер нервно откидывал их рукой, в которой вполне мог бы уместиться футбольный мяч. Когда факты были ему представлены, Росситер неловко заерзал на стуле.

— Вам вовсе не обязательно рассказывать мне так много. Я хорошо знаю, что происходит. Джинни посвятила меня в это. Возможно, я даже знаю больше вашего. Ее письма о чем-то совсем другом. И вы кое-что понимаете. — Он нервно забарабанил пальцами по краю стола. — Но вы вот высказали предположение насчет завещаний…

— Я должен еще в этом разобраться, — сказал Сарджент. — Как вы полагаете, Твиллс его оставил?

Росситер туманно посмотрел на него:

— Твиллс? Право, не знаю. Я не думал о Твиллсе.

Но окружной детектив его не расслышал. Он смотрел в пустой камин, взявшись за ручки кресла и с сомнением качая головой.

— Вы ведете себя как безумец, — напрямик рубанул он. — Но я кое-что начинаю понимать. Я думал об этом весь день, но меня по-прежнему это пугает… Доктор Твиллс, безусловно, составил завещание. Я готов поставить последний доллар. На столе валяются скрепки для официальных документов. А судья помог ему составить документ. Что было сожжено в камине и почему? И потом, что это: «Любовь к деньгам…»

— Погодите, — перебил его я. — Вы не знаете, на кого было составлено завещание.

— Вот именно, — закивал Сарджент, потом поднял глаза. — Вот именно. Он не мог оставить деньги Куэйлам…

Меня охватил озноб. После такого начала воображение легко могло представить любое лицо у той темной фигуры, что крадучись расхаживала по этому дому и которая накануне ночью, если верить медсестре, хохотала над извивающимся в предсмертных судорогах Твиллсом. Но я пока упорно не желал взглянуть на это лицо…

Росситер, долго и сонно глядевший в небо, ожил.

— Послушайте! — воскликнул он, подходя к столу. — Тут есть что-то важное, что мы совершенно упускаем из виду.

— Что же это? — поинтересовался Сарджент.

— Сознание видит все, — напомнил Росситер. — Глядите, на столе бумага, карандаши. Давайте сядем и сосредоточимся.

— Минуточку, — запротестовал Сарджент, отпрянув, когда молодой человек возбужденно сунул ему листок бумаги. — Погодите.

Я нащупал в кармане карандаш и сел в кресло.

Качаясь, размахивая рукой, Росситер стоял перед нами.

— Готовы? — сказал он мне. — Прекрасно. Теперь сосредоточьтесь.

— Ну так что? — пробормотал окружной детектив. — Разрази меня гром, если я понимаю, что происходит.

— Нарисуйте картинку, — распорядился Росситер.

— Что-что?

— Надо рисовать картинку, — твердо повторил Росситер. Он сделался совершенно серьезным. — Неужели вы не понимаете, как это важно? Неужели вы не понимаете, какое глубочайшее психологическое воздействие этот процесс окажет на тех, кто ищет разгадку? Неужели вы не понимаете, что может открыться во время рисования?

— Абсолютно не понимаю, — отозвался детектив. — Какую картинку-то рисовать?

— Любую! — отозвался Росситер.

— О Боже! — только и выдохнул Сарджент, бросая карандаш.

— Но объясните нам, пожалуйста, — как можно спокойнее обратился я к Росситеру, — какой от этого толк. Я, например, не умею рисовать, да и Сарджент, кажется, тоже.

— Вот в этом-то весь смысл, неужели не понятно? — удивился Росситер и уже спокойным тоном продолжал: — Если бы вы умели рисовать, то с какой стати мне заставлять вас делать это?

Сарджент начисто утратил чувство юмора. В его глазах загорелся злобный огонек. Но в глубине души у него гнездилось, похоже, подозрение, основанное на документах, увиденных им в бумажнике Росситера, что это какой-нибудь безумный английский детективный метод и, может быть, за ним кроется глубокий смысл. Таков наш век. Мы допускаем предрассудки исключительно на научной основе и потому изобрели новейшее пугало под названием Современная Психология и почтительно склоняемся перед ним. Наш век самопознания придал шарлатанству респектабельность, о которой не смели и мечтать колдуны и ворожеи былых времен. Сарджент и сердился, и испытывал суеверное преклонение перед неизвестными ему методами, и потому я сказал: