Адриан Дойл - Тайна закрытой комнаты

Он заметил убитое горем лицо мисс Меррей, и голос его стал мягче.

– Я думаю, – добавил он, – вы оба могли бы позавтракать со мной, прежде чем мы обсудим потрясение, которое, как можно видеть, пережила эта молодая леди.

И он не позволил произнести ни слова до тех пор, пока я немного не поел, хотя мисс Меррей смогла лишь прикоснуться к чашке кофе.

– Гм, – произнес Холмс; тень разочарования промелькнула по его лицу после того, как наша красивая посетительница, запинаясь, повторила свой рассказ.

– Да, мадам, это действительно тяжелая трагедия. Но я, право, не знаю, чем могу быть вам полезен. Некий полковник Ворбертон сошел с ума: сначала он застрелил свою жену, затем себя. Я полагаю, эти факты не вызывают сомнения?

– К несчастью, это так, – ответила она. – Хотя сначала мы надеялись, что это – дело рук грабителя.

– Надеялись, что это – дело рук грабителя?

Меня неприятно задел язвительный тон Холмса, хотя я не мог не отгадать его причину. С тех пор как месяц назад его перехитрила и победила г-жа Годфри Нортон, урожденная Ирэна Адлер, его отношение ко всему женскому полу стало еще более горьким, чем прежде.

– Ну что вы, в самом деле, Холмс! – запротестовал я несколько резко. – Мисс Меррей имела в виду, что если бы это оказался взломщик-убийца, имя полковника Ворбертона было бы избавлено от позора. Надеюсь, вы не будете порицать ее за неудачно выбранное выражение.

– Неудачно выбранное выражение, Уотсон, привело однажды убийцу на виселицу, – сказал Холмс. – Ну хорошо, не будем огорчать молодую леди. Но, мадам, можете ли вы рассказать об этом более подробно?

К моему удивлению, бледное лицо нашей посетительницы озарилось улыбкой, выражавшей как глубокую грусть, так и силу характера.

– Мой отец, мистер Холмс, – капитан Меррей, служивший во время сипайского восстания. Вы сейчас увидите, могу ли я подробно рассказывать.

– Начинайте, это явно лучше! Итак?

– Полковник Ворбертон и его жена, – начала она, – жили в доме № 9 на Кэмбридж Террас. Вы, наверное, видели много таких красивых солидных домов в районе Гайд-парка. По обе стороны от парадного входа, за узкой полосой газона, декорированного валунами, находятся комнаты с двумя французскими окнами. Полковник Ворбертон и моя дорогая Элеонора были одни в комнате, слева от парадного входа, которую у нас называют комнатой-музеем. Это произошло вчера вечером, как раз после обеда. Дверь была заперта изнутри. Оба французских окна закрыты двойными задвижками с внутренней стороны, хотя шторы не были задернуты. В комнате никого, кроме них, не было, никто там не прятался. Другого входа в комнату не существует. Револьвер лежал около правой руки полковника. Никто не дотрагивался до задвижек или запоров. Комната была закрыта, как крепость. Таковы факты, мистер Холмс.

Как я теперь могу подтвердить, мисс Меррей говорила сущую правду.

– Да, сейчас рассказ более удовлетворителен, – сказал Холмс, потирая свои длинные тонкие пальцы. – Что, у полковника Ворбертона была такая привычка – запираться в комнате-музее, как вы ее называете, по вечерам вместе с женой?

На лице нашей посетительницы мелькнуло недоумение.

– Боже мой, да нет же, – ответила она. – Я никогда об этом не думала.

– И все-таки боюсь, что это не может повлиять на исход дела. Напротив, это только подтверждает тот факт, что он сошел с ума.

Серые глаза Коры Меррей были теперь спокойны.

– Никто, мистер Холмс, не знает об этом лучше, чем я. Если полковник Ворбертон решил убить Элеонору и себя, – могу ли я отрицать, что он намеренно запер дверь?

– Разрешите мне заметить, мадам, – сказал Шерлок Холмс, – что вы исключительно здравомыслящая молодая женщина. Но если не говорить об увлечении полковника индийскими древностями, сказали бы вы, что он был человеком без каких-либо странностей?

– Безусловно. И все же…

– Вы хотите сказать о женской интуиции?

– Сэр, а чем являются ваши прославленные умозаключения, как не мужской интуицией?

– Это логика, мадам. Однако прошу прощения за то, что по утрам я так раздражителен.

Мисс Меррей любезно наклонила голову.

– Дом был поднят на ноги двумя выстрелами, – продолжала она. – Когда мы посмотрели в окно и увидели на полу две неподвижные фигуры и холодный голубой блеск ляпис-лазуревых глаз этой ужасной маски смерти, меня охватил суеверный ужас.

Холмс полулежал в кресле с усталым и недовольным видом, набросив на плечи старый, мышиного цвета халат.