Адриан Дойл: Восковые игроки

– Сэр… – начал взволнованно старик.

– Нет, нет, мистер Бэкстер, я предпочел бы ничего не говорить сейчас. У меня только рабочая гипотеза, но, мне кажется, с ней связана одна почти непреодолимая трудность. – Холмс нахмурился. – Нам очень важно выяснить, что за игра – во всех смыслах этого слова – идет в музее восковых фигур.

Вместе с Самюэлем Бэкстером и его внучкой я двинулся в путь сквозь дождь и темноту. Через десять минут, несмотря на протесты мисс Бэкстер, мы втроем уже стояли в зале ужасов перед сценой, изображавшей игру в карты.

Роберт Парснип, довольно симпатичный юноша, явно плененный чарами Элеоноры Бэкстер, зажег газ. В запыленных шарах светильников заплясали голубоватые языки пламени, бросая скудный свет на зловещие восковые фигуры. В их неподвижности было что-то от спокойствия пауков, подстерегающих добычу. Они, казалось, ждали, когда пришелец отвернется, чтобы протянуть к нему руки.

Музей мадам Топин слишком хорошо известен, описывать его нет нужды. Должен сознаться, что «История одного преступления» произвела на меня тягостное впечатление. Фигуры в париках с короткими шпагами восемнадцатого столетия были совсем как живые. Если бы я действительно грешил пристрастием к азартным играм, в котором обвинил меня Холмс, это зрелище вполне могло бы потревожить мою совесть.

Впечатление усилилось, когда мы, пригнувшись, пробрались под железную загородку и подошли к двум игрокам.

– Нелли, не смей трогать карты! – прикрикнул м-р Бекстер. В своих владениях он был гораздо более резок и вспыльчив. – Взгляните-ка туда, сэр! – обратился он ко мне. – В руках старика – одна, две… девять карт. А молодой джентльмен держит шестнадцать.

– Прислушайтесь! – шепнула девушка. – Кажется, наверху кто-то ходит?

– Да брось ты, Нелли, это Боб Парснип. Больше некому.

– Как вы и говорили, карты лежат в беспорядке на столе, – заметил я. – Но не все. Часть колоды – та, что перед вашим «молодым джентльменом», – вообще не тронута. Около его локтя лежит двенадцать карт.

– Около старого злодея девятнадцать. Чудная игра, сэр!

Я согласился с ним. Испытывая непонятное омерзение от прикосновения к восковым пальцам, я взял карты, вложил их в конверты, потом собрал карты со стола, пометил конверты и, не мешкая, двинулся к выходу из зловещего подвала. Несмотря на испуганные протесты сторожа, я отправил его вместе с внучкой домой на случайно подвернувшемся кэбе, кучер которого только что уложил какого-то безнадежно пьяного пассажира у дверей его дома.

Я с облегчением вернулся в уютную теплоту гостиной моего друга и с огорчением увидел, что Холмс встал с кушетки. Он стоял у письменного стола, опираясь на костыль, и внимательно изучал раскрытый атлас.

– Ну, хватит, Уотсон! – прервал он мои протесты. – Вы принесли конверты? Хорошо. Дайте их мне. Благодарю вас. В руке старшего из игроков, который сидит, повернувшись спиной, было девять карт. Так?

– Холмс, это поразительно! Откуда вы это узнали?

– Логика, мой дорогой. Теперь давайте взглянем на них.

– Погодите минутку, – сказал я твердо. – Вы уже говорили мне про костыль, но где вы раздобыли его так быстро? К тому же костыль какой-то необычный. Он, наверное, сделай из какого-то легкого металла…

– Так это же мой костыль.

– Ваш?

– Да. Он сделан из алюминия. Это память об одной давнишней истории. Я как-то говорил вам о нем, но вы забыли. А теперь давайте забудем о костыле и займемся картами. Прекрасно, прекрасно!

Разложи я перед ним все сокровища Голконды, Холмс не пришел бы в больший восторг. Он даже развеселился, когда я рассказал ему обо всем, что видел и слышал.

– Что, вы все еще не понимаете? Тогда возьмите эти девять карт, Уотсон. Кладите их на стол по порядку и называйте каждую.

– Валет бубен, – начал я, раскладывая карты рядом с лампой, – семерка червей, туз треф. Боже праведный, Холмс!

– Значит, вы что-то заметили?

– Да. Тут два туза треф, один за другим!

– Я же говорил, что это прекрасно. Но вы положили только четыре карты. Продолжайте.

– Двойка пик, – сказал я, – десятка червей. Смотрите, Холмс! Третий туз треф и еще два бубновых валета!

– Какой же вывод следует из этого?

– Холмс, пожалуй, я понял. Музей мадам Топин славится искусством изображения подлинной жизни. Восковой старик – отпетый игрок, обманывающий молодого человека. В этой сцене тонко показано, что он выигрывает, передергивая карты.

– Не так уж тонко, я бы сказал. Даже такой закоренелый игрок, как вы, Уотсон, конечно, чувствовал бы себя не очень ловко, если бы ему пришлось сбрасывать карты, имея в руке три бубновых валета и три трефовых туза.