Елена Михалкова - Кто убийца, миссис Норидж?

На их появление все отреагировали по-разному. Алекс Клифорд взвизгнул и запрыгнул на диван. Патрик и Боннэ в своих креслах, не сговариваясь, поджали ноги. Фредерик ограничился тем, что удивленно вскинул брови. А миссис Макнормик бросилась к стене, прижалась к ней спиной и растопыренными ладонями, словно собиралась оттолкнуться, и застыла, точно приклеенная, не сводя глаз с собаки.

Догнав мячик, Дик схватил его и убежал. Где-то в дальнем закутке он лег и принялся сладострастно грызть его, виляя хвостом и вспоминая лучшие годы.

– Что все это значит, инспектор? – придя в себя, поинтересовалась ошеломленная Нора.

Вместо ответа Барни вопросительно взглянул на гувернантку.

Миссис Норидж кивнула.

Этот обмен взглядами заметили все.

– Что здесь происходит? – громко спросил Патрик, выразив всеобщее недоумение.

Гувернантка помолчала немного и, наконец, сказала:

– Думаю, теперь я могу ответить.

– Надеюсь на это!

– Простите, сэр, не вам. Я имела в виду мистера Бойла. – Она слегка поклонилась Фредерику. – Вы спрашивали, кто убийца… Мы только что это выяснили.

Старый Фредерик поднялся, опираясь о стол. Никто не проронил ни звука, но во всех глазах читался один вопрос.

– Джошуа Гибс не был лгуном, – сказала миссис Норидж. – Он лишь кое о чем недоговаривал. О том, что могло выставить его в совсем уж отвратительном свете. В истории с лодкой он «забыл» упомянуть о том, что ему пришлось сражаться со слепцом. А в истории с Гадюкой Биллом – о том, что преступника выдал не просто один из его сообщников. Его выдала женщина.

Гувернантка перевела взгляд на писательницу, по-прежнему прижимавшуюся к стене.

– Сколько лет вы провели на каторге, миссис Макнормик? – сочувственно спросила она. – Три года? Четыре? Есть вещи, которые ни при каких обстоятельствах невозможно выбить из человека. Я читала, что на Барбадосе охранники всегда ходили в сопровождении собак – особой породы, выведенной специально для охоты на людей. Это были крупные черные псы, внешне отдаленно напоминавшие лабрадоров. Они были натасканы на бегущую цель, и, заслышав команду охраны, все заключенные замирали и прижимали ладони к стене. Таким образом они показывали конвойным, что в руках у них ничего нет.

Линда Макнормик молчала, без выражения глядя на гувернантку. Только угол глаза у нее едва заметно дергался.

– Вы сказали, что не боитесь собак, – продолжала миссис Норидж. – Но речь шла о Бетси, а Дика вы не видели. Мне жаль, что пришлось напугать вас, но когда я поняла, что вы лжете, у меня не осталось выбора. Инспектор подыграл мне.

Линда разомкнула пересохшие губы.

– Поняли, что я лгу? О чем вы?

– Вы утверждали, что истории Гибса – такая же выдумка, как ваши собственные, про каторжника Жана, – пояснила миссис Норидж. – Но я читала все ваши романы, миссис Макнормик. В них столько точных деталей, что они просто не могут быть одним лишь плодом фантазии. Я бы осмелилась сказать, ваши книги дышат правдой. Особенно первая, о побеге с каторги.

Клифорд хотел что-то сказать, но инспектор бросил на него такой взгляд, что он проглотил слова.

– Тогда я задумалась, отчего вы солгали. Писатель всегда может сказать, что правдивые детали ему подсказал участник событий. Но вы не использовали даже эту лазейку, стремясь поставить себя как можно дальше от подозрений. И это вас выдало. Я вдруг осознала, что вы с Джошуа Гибсом рассказывали одну историю, но от лица разных персонажей. Гибс упоминал члена шайки, не совершившего ни одного убийства, а вы писали о безвинно осужденном Жане. Гибс радовался добытым деньгам, а ваш Жан проклинал подлого шерифа, отправившего его на верную смерть. Последней каплей стал ваш акцент. Гибс услышал его и сказал вам об этом. Конечно, он вас не узнал, ведь прошло много лет и вы, без сомнения, сильно изменились. Но он мог вас узнать. Хотя, конечно, вы убили его не из-за возможности разоблачения.

Линда Макнормик сделала шаг от стены.

– Рада, что вы понимаете, – сказала она, сохраняя спокойствие. – Действительно, я убила его не из-за этого.

– Линда! – ахнула миссис Эванс.

– Нора, Гибс сломал мою жизнь. Я была шестнадцатилетней девчонкой, падчерицей убийцы, питавшего ко мне болезненную нежность, поскольку я напоминала ему мою мать. Я боялась отчима и ненавидела за звериную жестокость. Я бы выдала его и без обещанной награды, но, на мое несчастье, денег оказалось слишком много, чтобы Гибс мог пройти мимо них. Он бросил меня за решетку, а судья, не разбираясь, присудил мне пятнадцать лет каторги.