Гастон Леру: Тайна Желтой комнаты

Робер Дарзак красноречиво покачал головой.

Председательствующий вновь обратил вопрошающий взгляд на Рультабиля.

— Отлучки господина Дарзака были непосредственно связаны с секретом его невесты. Поэтому он считает необходимым хранить молчание. Представьте себе, что Ларсан, стараясь навлечь подозрение на своего соперника, трижды назначал ему свидание в таких местах, которые могли бы компрометировать господина Дарзака. Конечно, теперь Дарзак скорее позволит себя осудить, чем выдаст что-либо, касающееся мадемуазель Станжерсон. Ларсан это знал и поэтому выкинул такой номер.

Председательствующий поколебался, но любопытство все-таки победило.

— Что же это все-таки может быть за тайна? — снова спросил он.

— Я не могу этого сказать, но думаю, что теперь вам известно уже достаточно для оправдания господина Дарзака, даже если Фредерик Ларсан и не вернется. А я уверен, что он не вернется.

И Рультабиль с облегчением вздохнул. Казалось, весь зал облегченно вздохнул вместе с ним.

— Еще один вопрос, — сказал председательствующий. — Теперь уже ясно, что Ларсан старался бросить тень на обвиняемого, но какую цель он преследовал, навлекая подозрения и на дядюшку Жака?

— Он повышал свой авторитет полицейского, господин председатель, распутывая улики, которые сам же и создавал. Этим трюком Ларсан часто пользовался, чтобы отвести подозрения, которые могли обратиться против него самого. Он доказывал невиновность одного, перед тем как обвинить другого.

Это дело Ларсан подготавливал постепенно. Он даже приходил к господину Станжерсону как представитель лаборатории сыскной полиции по поводу выполнения некоторых опытов и таким образом уже дважды побывал в павильоне до преступления. И, улучив момент, стянул пару поношенных башмаков и старый берет, которые дядюшка Жак связал в узел, чтобы отнести одному из своих друзей-угольщиков. Оба раза Ларсан был загримирован настолько удачно, что старик впоследствии не узнал его.

Когда преступление было обнаружено, дядюшка Жак побоялся немедленно признать свои вещи, так как они возбуждали естественные подозрения. Этим-то и объясняется смущение бедняги, когда мы с ним заговорили на эту тему.

Все ясно как день, и я заставил Ларсана признаться мне в этом. Что он и сделал с превеликим удовольствием, так как был не только отъявленным негодяем, но еще и артистом своего дела. Это его манера работать. Также он поступал и при ограблении «Всеобщего кредитного общества», и при похищении золотых слитков. Эти дела следует пересмотреть, господин председатель, так как с тех пор, как Ларсан-Бальмейер начал работать в сыскной полиции, в тюрьмах оказалось множество невиновных людей.

Большое волнение, шум, крики «браво». Мэтр Анри-Робер выступил с предложением отложить рассмотрение дела до следующей сессии для получения дополнительных данных. Прокурор присоединился к этому предложению, и дело было отложено. На следующий день Робер Дарзак был освобожден условно до следующего заседания суда. Счастливо избежав ужасного обвинения, которое ему угрожало, он выражал надежду, что мадемуазель Станжерсон постепенно поправится. Папашу Матье освободили из-под стражи немедленно. Тщетно искали Фредерика Ларсана.

Что касается Рультабиля, то он стал всеобщим кумиром. Публика с триумфом вынесла его из Версальского дворца на руках. Крупнейшие газеты мира описывали его подвиги и помещали его фотографии. И он, который интервьюировал столько знаменитостей, сам стал знаменитым, и репортеры наперебой старались поговорить с ним. Должен признать, что это не заставило его задрать нос.

Мы вместе уезжали из Версаля, весело отметив в ресторане его возвращение из Америки. В поезде я закидал его вопросами, которые не задавал во время обеда, зная, что Рультабиль любит поесть спокойно.

— Мой дорогой, — сказал я ему, — дело Ларсана исключительно и достойно вашего героического ума.

Однако Рультабиль жестом остановил меня и попросил выражаться попроще, заявив, что никогда не утешится, если такой прекрасный интеллект, как мой, рухнет в бездну глупости и только по причине моих неумеренных восторгов его недостойной личностью.

— Перехожу к делу, — сказал я, слегка задетый, — все происшедшее не объясняет мне, что вы делали в Америке. Если я правильно понял, то, уезжая в последний раз из Гландье, вы уже знали, что Ларсан убийца, и вам было ясно, каким образом он пытался совершить преступление.