Найо Марш - Весы Фемиды

— Этого не может быть! — не поверил Марк.

— Ты скоро в этом убедишься. Я не исключаю, что ты и сам посчитаешь для себя невозможным породниться с семейством Картареттов. — Полковник грустно улыбнулся. — Прости меня, милая Роуз, но это правда.

— Но, папочка, — вмешалась Роуз и спросила с оттенком иронии: — И что же такого ты натворил?

— Боюсь, что хуже не бывает, радость моя, — ответил отец.

— О чем бы ни шла речь, — сказал Марк, вставая, — смею вас заверить, что никакие ссоры не заставят меня изменить свои намерения относительно Роуз.

— Дело вовсе не в ссоре, — мягко ответил полковник.

— Отлично! — Марк повернулся к Роуз: — Не волнуйся, дорогая. Я отправлюсь домой и все улажу.

— Конечно, иди, — согласился полковник, — и во всем разберись.

Он взял доктора под руку и проводил до двери.

— Завтра ты будешь относиться ко мне совсем по-другому, Марк, — сказал он. — Сможешь ли ты поверить, что мой поступок является вынужденным, и поступить по-другому я просто не могу, как бы этого ни хотел?

— «Вынужденным»? — удивленно переспросил Марк. — Да, разумеется… Конечно… — Он сжал челюсти и сдвинул брови, отчего фамильные черты Лакландеров стали особенно заметны. — Послушайте, сэр, если мой отец одобрит помолвку… а иного я и вообразить не могу… что скажете вы сами? И считаю своим долгом вас сразу предупредить, что никакие препоны с обеих сторон меня не остановят!

— В таком случае, — ответил полковник, — твой вопрос не требует никакого ответа. А сейчас я оставлю тебя попрощаться с Роуз, а потом ты пойдешь домой. До свидания, Марк.

Когда полковник ушел, Марк повернулся в Роуз и взял ее за руки.

— Какая-то ерунда! — сказал он. — Ну что такого могут учудить наши отцы, чтобы разлучить нас?

— Не знаю. Я не знаю, в чем дело, но мне ужасно тревожно. Папа так расстроен!

— Ну, пока мы не знаем подробностей, ставить диагноз не имеет смысла. Я отправляюсь домой и перезвоню тебе через пятнадцать минут. Бог сотворил настоящее чудо, одарив меня твоей любовью, Роуз. И ничто, — продолжил Марк с таким пылом, будто до него никто и никогда не говорил этих слов, — слышишь, ничто не может разлучить нас! До встречи, любимая.

Он поцеловал Роуз и удалился.

Оставшись в одиночестве, она задумалась о чувствах, которые они с Марком испытывали друг к другу. Куда делись ее обычные сомнения, вызванные боязнью причинить отцу боль своим замужеством? Осознав, что даже не особенно переживает из-за столь необычного поведения отца, она поняла, насколько сильное чувство ею овладело. Роуз подошла к большой стеклянной двери и посмотрела на поместье Нанспардон, лежавшее на другом краю долины. Переполнявшее ее счастье не оставляло в душе места для переживаний. Она впервые поняла всю силу любви.

Задумавшись, она совершенно потеряла счет времени, и к действительности ее вернул гонг, созывавший на ужин и раздавшийся одновременно со звонком телефона. Она подлетела к нему и взяла трубку.

— Роуз, — сказал Марк, — скажи мне прямо сейчас, что любишь меня. Прямо сейчас.

— Я люблю тебя.

— И дай мне свое самое честное слово, что выйдешь за меня замуж. Обещай мне, а лучше поклянись!

— Клянусь.

— Вот и хорошо. Я вернусь в девять часов.

— Ты узнал, что произошло?

— Да. И вопрос очень щекотливый. Да хранит тебя Господь, любимая. До встречи.

— Увидимся в девять, — подтвердила Роуз и, окрыленная, отправилась на ужин.

К восьми часам вечера капитан Сайс начал вновь погружаться в депрессию. Около пяти, когда солнце стояло над нок-реей, он выпил бренди с содовой, что немного подняло настроение. Положительный эффект усилился благодаря трем-четырем новым порциям, и он даже стал представлять себе, как займется каким-нибудь стоящим делом и достигнет в нем невероятных успехов. Однако потом каждый новый глоток спиртного постепенно нагонял на него тоску, и на этом этапе он обычно и брался за лук. Кстати, ту злополучную стрелу, лишившую жизни мать Томазины Твитчетт, он послал через рощицу на луг мистера Данберри-Финна, находясь как раз в таком состоянии, близком к самоубийству.

Сегодня уныние, овладевшее им, было сильнее обычного. Возможно, он почувствовал свое одиночество особенно остро, встретив полковника, к которому испытывал искреннюю симпатию. Вдобавок супружеская пара, ухаживавшая за ним, уехала в отпуск, а сам он не побеспокоился об ужине. Найдя наконец стрелу, капитан невесело захромал обратно на площадку для стрельбы, но стрелять расхотелось. Проклятая нога опять разболелась, но он все равно решил вернуться кружным путем и направился в сторону дороги.