Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс

Кэролайн стояла, оцепенев.

— Думаете, что она или тот мужчина допустили бы огласку?

— Понятия не имею, — бросила Шарлотта с вызовом, о котором тут же пожалела. Поль Аларик всегда умел спровоцировать ее на неосмотрительное высказывание. — Может, неосторожное письмо или знак любви? Люди, ослепленные страстью, часто очень глупы, даже обычно благоразумные люди.

Кэролайн стояла у нее за плечом ледяной статуей.

— Ты права, — тихо сказала она. — Но смерть кажется ужасной ценой за подобную глупость.

— О да! — Впервые Шарлотта посмотрела на нее в упор, затем повернулась к Аларику и увидела в его глазах — темных, живых и непроницаемых — такое понимание, будто тот читал ее мысли.

— Но ведь когда мы заводим такие романы, — продолжила она, преодолев легкий спазм в горле, — мы редко думаем о конечной цене, пока не приходит время платить. — Она сглотнула и попыталась перейти на легкий тон, как будто все это были лишь предположения, не имеющие никакого отношения к действительности. — По крайней мере, по моим собственным наблюдениям. — Наверняка Поль тоже помнит Парагон-уок и их первую встречу. Интересно, он по-прежнему живет там?

Лицо Аларика слегка расслабилось, и губы сложились в легкую улыбку.

— Будем надеяться, что мы ошибаемся и существует какое-то менее ужасное объяснение. Не хотелось бы думать, что кто-то так страдал.

Шарлотта вспомнила себя. Все в далеком прошлом.

— И мне. И тебе, мама, я уверена, тоже. — Она накрыла ладонь Кэролайн своей. — Что ж, визиты вежливости закончились, и нам пора возвращаться домой. Папа будет ждать нас к чаю.

Кэролайн открыла было рот и тут же закрыла, но все равно Шарлотте пришлось потянуть ее за локоть.

— Всего доброго, мсье Аларик, — бодро сказала Шарлотта. — Приятно было познакомиться.

Француз поклонился и приподнял шляпу.

— И мне с вами, миссис Питт. Всего доброго, миссис Эллисон.

— Всего доброго, мсье Аларик.

Несколько шагов Шарлотта продолжала тянуть Кэролайн за руку.

— Иногда ты приводишь меня в отчаяние! — Мать прикрыла глаза, отгораживаясь от недавней сцены.

— Неужели? — язвительно бросила Шарлотта, не замедляя шага. — Мама, нам нет нужды говорить друг другу много слов, которые только причинят боль. Мы понимаем друг друга. И не надо напоминать мне, что папы нет дома. Я это знаю.

Кэролайн не ответила. Ветер окреп, и она спрятала лицо в воротник.

Шарлотта понимала, что была резка, даже жестока, но она сильно испугалась. Поль Аларик — не какое-нибудь легкое увлечение, не какой-нибудь сладкоречивый дамский угодник, услаждающий слух комплиментами, а глаза — романтическими жестами, скрашивающими монотонность тридцатилетнего брака. Он жесткий и реальный; в нем есть сила и страсть, намек на нечто недосягаемое, волнующее и, быть может, бесконечно прекрасное. Шарлотту и саму эта встреча не оставила равнодушной — кожу все еще покалывало.

Шарлотта не рассказала Томасу о своих чувствах в отношении Поля Аларика и Кэролайн, как и о том, что знала его раньше. Она не смогла бы облечь это в слова, даже если бы захотела. Последняя встреча оставила ее в полном смятении. Шарлотта помнила накал эмоций и ревности, вызванный французом когда-то на Парагон-уок, то смятение чувств, что он пробудил — даже в ней. Понять пылкое увлечение матери было нетрудно. Аларик не просто очаровательно красивое лицо, предмет сладких грез и тайных вздохов; он способен удивлять, волновать и оставаться в памяти надолго после расставания. Отмахнуться от него, как от скоротечного флирта, было бы глупо.

Шарлотта не могла объяснить этого мужу, да и пробовать не хотела.

Но, разумеется, она не позабыла сообщить, что Тормод и Элоиза Лагард планируют уехать на следующий день, а посему Питт, если желает расспросить их о смерти Мины, должен сделать это безотлагательно.

Поскольку брат с сестрой были, по-видимому, последними, кто видел Мину живой, Томасу действительно хотелось бы спросить их о многом, вот только он пока еще не знал, в какие слова облечь все еще сумбурные мысли. Но времени на светские любезности и хождения вокруг да около не оставалось. В четверть десятого, самое раннее время для допускаемого вежливостью визита, инспектор стоял на обледенелом пороге перед перепуганным лакеем, галстук которого сбился на сторону, а башмаки были заляпаны грязью.

— Да, сэр? — удивленно воззрился на него лакей.

— Инспектор Питт, — сказал Томас. — Могу я поговорить с мистером Лагардом? А потом с мисс Лагард, если это удобно?