Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

— Мистер Хэйзел, — начал чиновник, — позвольте мне познакомить вас с мистером Теодором Раксолем, имя которого вам, без сомнения, уже достаточно известно. Мистер Хэйзел, — продолжал он, обращаясь уже к Раксолю, — один из наших таможенных чиновников, которых мы называем досмотрщиками. Как раз теперь он досматривает суда по ночам. В его распоряжении находится лодка и двое людей, и он уполномочен причаливать ко всем судам и осматривать их. Что неизвестно мистеру Хэйзелу и его команде о происшествиях на реке, того уже, значит, вообще нельзя разузнать.

— Рад с вами познакомиться, — непринужденно сказал Раксоль, и они пожали друг другу руки.

Раксоль с удовольствием отметил, что мистер Хэйзел держит себя совершенно свободно.

— Ну так вот, Хэйзел, — продолжал начальник, — мистеру Раксолю нужна ваша помощь в одном маленьком деле сегодня ночью. Я дам вам отпуск на эту ночь. Я обратился именно к вам, во-первых, потому, что, как мне кажется, это предприятие доставит вам некоторое удовольствие, а во-вторых, я думаю, что вы сумеете повести это дело совершенно неофициально и не проболтаетесь о нем. Понимаете? Могу прибавить, что вы не раскаетесь в одолжении, которое окажете мистеру Раксолю.

— Я понимаю, в чем дело, — с улыбкой сказал Хэйзел.

— Да, кстати, — присовокупил начальник, — хотя дело это и неофициальное, но вам, пожалуй, не помешает форменное платье. Понимаете?

— Вполне.

— А теперь, мистер Хэйзел, — обратился к нему Раксоль, — может быть, вы доставите мне удовольствие и позавтракаете со мной? Если вы согласны, то я бы желал отправиться туда, где вы обыкновенно завтракаете.

Так случилось, что Теодор Раксоль и Джордж Хэйзел, таможенный чиновник, завтракали вместе в Сити. Завтрак состоял из бараньих котлет и кофе. Миллионер вскоре убедился, что он напал на очень сообразительного и проницательного человека.

— Скажите, — спросил Хэйзел, когда они закурили, — можно ли вообще доверять репортерам?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил заинтригованный вопросом Раксоль.

— Вот вы миллионер, так ведь? Часто приходится читать интервью с миллионерами, которые описывают собственные вагоны, яхты на Гудзоне, мраморные конюшни и так далее и тому подобное. Может, и вы обладаете всеми этими атрибутами богатства?

— У меня есть собственный вагон на Центральной Нью-Йоркской железной дороге и паровая яхта водоизмещением в две тысячи тонн, хотя и не на Гудзоне. В настоящее время она стоит на Ист-Ривере. Придется также признаться, что конюшни моей виллы выложены мрамором. — Раксоль засмеялся.

— А! Ну теперь я могу поверить, что завтракал с миллионером, — улыбнулся Хэйзел. — Странно, что такие факты, сами по себе маловажные, очень много говорят воображению. Теперь вы кажетесь мне настоящим миллионером. Вы сообщили мне несколько подробностей личного характера, я отвечу вам тем же. Я получаю триста фунтов в год, да, пожалуй, еще фунтов шестьдесят зарабатываю в свободное от службы время. Живу один в двух комнатках. Я имею ровно столько, сколько мне надо, и в неслужебное время занимаюсь тем, что мне вздумается. Что же касается службы, то я из принципа делаю как можно меньше, ведь между нами и дирекцией ведется борьба, причем именно за последней всегда остается победа. Мы друг другу взаимно подставляем ножку, и таким образом поддерживается равновесие. Все принимают, знаете ли, такие условия участия в войне, и ни одно из распоряжений администрации не имеет авторитета десяти заповедей.

Раксоль рассмеялся.

— Не можете ли вы сегодня днем освободиться? — спросил он.

— Конечно, могу: стоит только попросить кого-нибудь из товарищей подписываться за меня — и я свободен.

— Хорошо. Я бы хотел отвести вас в «Великий Вавилон». Там мы наконец сможем свободно поговорить о моем деле. А потом я бы не прочь познакомиться с вашей командой.

— Это будет прекрасно, — заметил Хэйзел. — Мои два молодца — ленивейшие из всех бездельников, которых вы когда-либо видели. Они обладают колоссальным аппетитом и слишком падки на пиво, но отлично знают реку, а также свое дело и готовы выполнить все, что только возможно, если им хорошо заплатят и не будут слишком их торопить.

Вечером, едва только стемнело, Теодор Раксоль с новым своим другом Джорджем Хэйзелом пустились в путь на одном из выкрашенных черной краской яликов, принадлежавших таможне. В лодке сидело двое гребцов, вольные дети реки; они вели жизнь отличную от жалких, по их мнению, жителей берегов, в чем видели громадное преимущество над последними. Была облачная, душная ночь, ни одна звезда не отражалась в воде, стоявшей очень низко. Мрачные громады кораблей на якоре, преимущественно принадлежавших океанским компаниям, высоко поднимались из воды, сонно колышась на буях мертвых якорей. С обеих сторон высились гладкие стены пакгаузов, точно серые фантомы, простиравшие вперед причудливые очертания своих подъемных кранов. К западу, около Тауэра, виднелся величественный мост. Вниз по реке, к востоку, целый лес труб и мачт смутно вырисовывался на фоне мрачного неба. Громадные баржи, каждой из которых управлял всего один человек, загромождали реку. Порой какой-нибудь буксир, усердно пыхтя, проходил мимо, возвещая о себе красными и зелеными сигналами и таща за собой неповоротливый хвост. Там пароход с ярко освещенными иллюминаторами направлялся к пристани, чтобы высадить груз в две тысячи утомленных экскурсией пассажиров.