Николас Блейк: Бренна земная плоть

Дядюшка испытующе посмотрел на него.

— Нет, одной фразой ты тут не отвертишься! — наконец сказал он. — Или ты опять готов сделать свое очередное сенсационное разоблачение? В таком случае, продолжай!

— Хорошо! — согласился Найджел. — Тебе ведь практически известны все факты по этому делу. Филиппу я тоже кое-что рассказал, а остальное он может и сам домыслить, особенно если и впредь будет поглощать мое драгоценное шерри такими порциями. К тому же именно он и подсказал мне правильное решение вопроса…

— Подсказал тебе правильное решение вопроса? Опять загадки. Что ты хочешь этим сказать, черт тебя побери?

— Сперва ответь мне, дядюшка, как ты относишься к позиции Блаунта по этому делу?

— Я? Ну, в некоторых деталях его толкование несколько, как говорится, притянуто за уши, в деле остались и белые пятна. Зато Кавендиш своим бегством и самоубийством признал собственную вину. Немаловажно и то, что яд, имевшийся у его сестры, исчез. А почему ты, собственно, спрашиваешь?

— Потому что, откровенно говоря, я считаю позицию Блаунта и его взгляд на вещи совершенно неверными, — заявил племянник и мечтательно уставился куда-то в потолок.

— Но я думал, что ты во всем с ним согласен? — выпрямившись, воскликнул сэр Джон. — Черт возьми, из-за тебя я пролил твое драгоценное шерри! Вечно ты со своими фокусами…

— В целом ряде пунктов я полностью согласен с ним. Но с самой сутью дела — нет. Я как раз собирался представить себе, как действительно обстояло дело, когда Кавендиш совершил этот свой абсолютно необдуманный поступок.

— Но черт возьми! — опять раздраженно воскликнул сэр Джон. — Блаунт мне сказал, что ты согласен с ним в том, что О'Брайена застрелил Кавендиш!

— Все правильно. И я этого не отрицаю…

— Может, ты хочешь нам сказать, что, хотя Кавендиш и застрелил О'Брайена, он тем не менее не является убийцей? — подчеркнуто насмешливо заметил сэр Джон.

— Вот теперь ты уже на верном пути, — парировал Найджел. — Именно это я и хочу сказать… Но вначале, разреши, я приведу слабые места в доказательствах Блаунта. Я никогда не сомневался, что Кавендиш той ночью был в бараке и намеренно оставил следы на снегу, чтобы сделать версию о самоубийстве более правдоподобной. Но ведь эта мысль от меня и исходила. Я и сейчас готов поверить, что Киотт-Сломан видел, как Кавендиш шел к бараку, а потом попытался его шантажировать, хотя никакими точными доказательствами я в этом пункте не обладаю. Но что Кавендиш является убийцей, вернее, что он был способен на такое убийство — вот в это я не могу поверить!

— Значит, ты полагаешь, что О'Брайен был уже мертв, когда Кавендиш появился в бараке? — спросил сэр Джон.

— В известном смысле, да, — как-то неопределенно ответил племянник. — И Блаунт правильно решил, что завещание О'Брайена или вообще не играло в этом деле никакой роли, или если и играло, то очень незначительную. В конце концов Блаунт пришел к выводу, что главным мотивом в поведении Кавендиша была месть. Все это очень соответствовало и тону анонимных писем, но именно тут Блаунт и совершил главную ошибку. Кардинальную, я бы сказал… Филипп, вы ведь знали Кавендиша. Это был прилежный, не понимающий юмора и незаметный бизнесмен. Вы можете представить себе, чтобы он писал такие письма?

Найджел протянул ему письма и, пока Филипп их читал, в беспокойстве заходил по комнате.

— Нет, это определенно не стиль Эдварда! На такие шутки и остроты он просто не способен. Могу поклясться, что эти письма писал не Эдвард!

— Все верно! — с торжеством воскликнул Найджел. — И имейте в виду, дядя, что Филипп — специалист по стилистике. Но если Кавендиш не писал эти письма, то, значит, он не мог замышлять и убийство? Было бы слишком неправдоподобно, если бы два человека одновременно замышляли сделать нечто подобное, точнее, убить О'Брайена в один и тот же день. А теперь психологическая сторона дела. Теория Блаунта основывается на том, что Кавендиш сначала посредством анонимных писем заставил полковника принять защитные меры, а потом после полуночи последовал за ним в барак, хорошо зная, что тот вооружен и готов пристрелить первого, кто осмелится там появиться. В бараке он затеял какой-нибудь малозначительный разговор, пока не представилась возможность напасть на полковника и направить ему в грудь его же оружие… Теперь я спрашиваю: разве кто-нибудь, кто хорошо знал О'Брайена, отважится на такое? И тем не менее Блаунт рискнул приписать это Кавендишу! Именно Кавендишу! Человеку, который так и не перестал дрожать с тех пор, как увидел труп полковника! Человеку, чьи нервы были в таком ужасном состоянии, что он выдвинул нелепейшие обвинения против своей же сестры, когда Блаунт его немножко поприжал! Человеку, который бросился в постыдное бегство еще до того, как ему предъявили обвинение… Откровенно говоря, Блаунт очень меня разочаровал своими умозаключениями…