Николас Блейк - В аду нет выбора

— Это вопрос сугубо конфиденциальный, имеющий отношение к моему клиенту и ко мне.

— Вы сообщили ему, что, возможно, идете по верному следу?

— Да.

— Это о пропавшем родственнике?

— Мистер Спаркс, мои клиенты перестали бы доверять мне, если бы я разглашал сведения об их личных делах. Это было бы все равно что предавать их.

— Понимаю.

Спаркс оставил этот тон допроса к почти не скрываемому облегчению Лики и стал интересоваться его передвижениями в Белкастере в то самое пресловутое утро.

Найджел же изучал свидетеля. Человек он был явно холодный. Почти бесчувственный. Голова его прямой линией соединялась со спиной, без всякого шейного изгиба. На макушке сверкала лысина. Скромный костюм. Короткие грязные обшлага. Пальцы с желтыми пятнами от табака. Голос почти монотонный. И этот внимательный, но странно безучастный взгляд.

Агент по розыску, думал Найджел, имеет ни с чем не сравнимые возможности для шантажа. А шантаж сегодня — это широко применяемое орудие давления для шпиона. Если сам Лики и не тот Икс, которого они ищут, то он один из тех, кто может оказать воздействие на Икса, подготовить похищение в Домике для гостей. Но если так, то Лики нежелательно было бы обнаруживать себя раньше времени, пока, конечно, одним ударом он не поразит несколько целей. Кто же тогда будет следующий Икс? Черри? Лэнс? Жена адмирала?

Сообщение Лики о посещении им Белкастера соответствовало показаниям Аттерсонов. Супер неожиданно решил отказаться от своей безопасной тактики собеседования:

— Вы подозреваете Аттерсонов в соучастии?

— Аттерсонов? Не особенно. Почему?

— Вы проводите с ними много времени. И скорее, чем я, можете заметить их промахи, а вы опытный наблюдатель. Вы уверены в том, что они не связаны с кем-либо в Белкастере?

— Насколько я знаю, нет. Но я же не наблюдаю их все время.

— Ничего особенного в их поведении? Подавленность? Нервозность?

— Ничего не могу сказать на этот счет.

— Вчера утром до завтрака… Кто была та женщина, с которой вы разговаривали в своей комнате?

В первый раз Лики явно оживился:

— Женщина? В моей комнате не было женщины. Откуда у вас такие сведения?

— Получена информация, сэр.

— Гнусная недостоверная информация. Хотя постойте-ка минутку. Я перекинулся парой слов со служанкой, которая принесла мне мой ранний утренний чай. В восемь часов. Может быть, это?

— Нет. Около девяти.

— Это же нелепо. В моей комнате никого не было тогда.

— Что могло бы объяснить подобное показание? Вы не слушали радио или магнитофонную запись?

— О Господи! Я совсем забыл. У меня же есть транзистор. Думаю, что включил его на какое-то время, пока одевался.

— Какую же программу? «Внутреннее вещание» или «Легкую программу»?

— Видит Бог, я забыл. Думаю, «Легкую программу».

«Неужели? — подумал Найджел. — „Легкая“ в восемь часов пятьдесят пять минут всегда передает погоду, и голосом не весьма недовольным, а возможно, и сердитым».

— Вы не вспомните, звучал ли в этой программе женский голос?

— Я не обратил внимания. Радиослушатель из меня не очень-то прилежный.

«Уместное определение, — подумал Найджел, — для такой неопределенной личности».

— Итак, благодарю вас за помощь, мистер Лики. Мы еще увидимся.

— Когда нам будет разрешено покинуть этот дом, суперинтендант?

— Сколько времени вы хотели бы оставаться здесь еще, сэр?

— О, еще несколько дней.

— Ваше агентство справится с делами?

— У меня очень компетентный помощник, а также и секретарь.

— Ну что ж, прекрасно. Во всяком случае, никто не покинет этот дом, пока не будет расчищена главная дорога на Лондон. Будьте здоровы.

Спаркс проводил взглядом уходящего, затем сказал:

— Они должны иметь его карточку в картотеке случаев в вагонах-ресторанах?

— Ну?

— Единственная вещь, о которой не стоит болтать.

— Кто же из них говорит правду о женщине, голос которой был слышен в его комнате?

— Мы это выясним, — заметил угрюмо Спаркс. — Дикэн, сынок, достань-ка газету «Радио таймс» и посмотри, что там передавали вчера утром. И проверь, есть ли у него транзистор. Знаете, мистер Стрэйнджуэйз, мы стоим на месте, и, похоже, у нас уже нет времени.

29 декабря

В то же самое утро в десять часов тридцать минут полицейский Хардман поднимался вверх по холму из Эггерсуэлла в направлении фермы Туэйтов и Коттеджа контрабандистов. Он шел по колее, проложенной в снегу большим трактором фермера, то и дело поглядывая на небо, с которого, как подсказывало ему чутье жителя провинции, вот-вот снова повалит снег. Мелкие взъерошенные пташки стайками сидели на заснеженных изгородях. Им было так холодно и грустно, что они даже не встрепенулись, когда полицейский проходил мимо. Впереди над ним возвышалась гряда холмов, очертания которой были похожи на женщину, лежавшую на боку под белым покрывалом.