Николас Блейк - Голова коммивояжера

— Так ты готов сделать для меня все, что угодно, дорогой Лайонел? Да? Ты это имеешь в виду?

Лайонел Ситон:

— Я знаю, чего хочу.

Неизвестный голос:

— О да. Меня надо окультурить, как будто я болото или что-нибудь подобное. Ну а если я не хочу окультуриваться?

Лайонел Ситон:

— Ты вполне довольна собой, не правда ли?

Неизвестный голос:

— У меня бывают счастливые минуты. Что еще нужно человеку?

Лайонел Ситон:

— Очень многое, моя дорогая. И ты знаешь это. Любовь, замужество, дети. Нормальная жизнь.

Неизвестный голос:

— Как скучно слышать это из твоих уст.

Лайонел Ситон:

— Я достаточно всего нагляделся за последние пять лет. Мне нужно утром надеть свой котелок, успеть на поезд в восемь тридцать, а вечером в шлепанцах сидеть у камина.

Неизвестный голос:

— Кто тебе может помешать иметь все это? Только мне неинтересны ты и твои мечты о тоскливой семейной жизни. Нет, я хочу произвести сенсацию прежде, чем отправлюсь на тот свет. Я…

Лайонел Ситон:

— Сенсацию! Из ничего. Это все, что ты… Нет, моя дорогая девочка. Я весьма хорош в ближнем бою, без применения оружия, так что можешь спрятать свои длинные красные ногти.

Неизвестный голос:

— Ну вот ты не так скучен… Давай продолжай меня перевоспитывать… Вперед, мой маленький арнхеймский герой, смелей!

Я полагаю, что пора ретироваться. Ну и ну! Дама — воплощенный кошмар, как сказал бы мой дорогой друг, суперинтендант Блаунт. Но, думаю, ей встретился достойный партнер.

Часом позже мы сидим в тени одного из огромных деревьев. Она пересекает лужайку по направлению к нам, рядом с ней идет большой, неуклюжий, весьма неопрятного вида человек. Меня знакомят с Реннелом Торренсом и его дочерью Марой. Едва она открывает рот, узнаю голос в летнем домике. Черные гладкие волосы (почему все женщины, связанные с искусством, выглядят так, словно они вылили себе на голову ведро лака и забыли причесаться?), гладкая белая кожа цвета магнолии, нервные пальцы (заядлая курильщица? склонна к алкоголизму?), глаза чуть навыкате.

Она довольно долго изучает меня, уже отвернувшись, я чувствую на лице ее взгляд. За чаем Мара и Лайонел явно избегают смотреть друг на друга. Зато миссис Ситон, как мне кажется, глядит за ними в оба. За столом чувствуется атмосфера некоторой стесненности. Реннел Торренс резко высказывается о модных современных английских художниках — Мэтью Смите, Сазерленде, Хитгенсе, Кристофере Вуде, Френсисе Ходжкине. Достается всем, независимо от пола и возраста. Надо отбросить французское влияние и вернуться к Сэмюелю Палмеру! Раздражительный субъект этот Торренс и, видимо, неудавшийся художник. Но в его речи есть некоторое изящество. Минут через десять или около того он заметил мое присутствие и спросил, чем интересуется уважаемый гость.

— Преступлениями, — ответил я.

Он перевел взгляд на дочь, затем вновь на меня. На лице его появилось иное, глуповатое, выражение — может быть, робости?

— Что? Вы хотите сказать, вас интересуют детективные романы?

— Нет, чьи-то преступления — его жизнь, — сказал Пол. — Он служит в Скотленд-Ярде. Так что будьте осторожны вы все.

Ванесса Ситон весело захлопала в ладоши:

— Послушайте, это просто замечательно! Когда Торренс уничтожит всех своих соперников в живописи, мистер Стрэйнджуэйз будет выслеживать его.

— Все они уже умерли — или почти все. И успели сгнить, — сообщил Торренс.

Мара, вновь пристально глядя на меня, спросила, какими видами преступлений я занимаюсь. Миссис Ситон вскользь отметила, что наверняка я не захочу говорить на узкопрофессиональные темы.

— Но мне интересно, — сказала Мара голосом капризного ребенка.

— Ну, например, я помогал расследовать ряд убийств.

Заметное напряжение, возникшее после реплик Мары Торренс, немного спало. Роберт Ситон полностью очнулся и даже возбудился, как терьер у крысиной норы. Он сказал:

— Увлекательное дело, должно быть. Поиски критической точки, я хочу сказать. Точки, в которой мужчина или женщина загораются ярким пламенем. Полагаю, что это у всех по-разному.

— Я хочу, чтобы Лайонел загорелся, — сказала Ванесса, хихикая. — Вокруг него будет красивое оранжевое сияние.

— Чистые, светлые лучи, — пробормотала Мара Торренс, иронически подчеркивая слово «чистые».

Лайонел запустил в сестру подушкой.

— Но большинство убийств заранее продуманы, а не происходят от взрыва страстей, верно? — произнес он.

— Это очень мрачная тема, дети, — сказала миссис Ситон. Ее муж намека не уловил.