Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере

— Фробишер-Пим! Боже мой! Как это мило с вашей стороны! У нас здесь несколько ваших старых друзей. О (голос его слегка изменился), Бердок! Вот так-так!...

— Будь ты проклят! — закричал Хэвиленд, яростно отталкивая мирового судью, который пытался оттеснить его назад. — Будь ты проклят, свинья! Прекратите этот безумный фарс. Что ты сделал с телом?

— Что? С телом? — переспросил мистер Мортимер с некоторым смущением.

— Твой дружок Хаббард признался. Отрицать бесполезно! Какого дьявола ты спрашиваешь? Тело где-то здесь. Где оно? Давай его сюда!

С угрожающим видом он быстро обошел ширму и оказался в ярком свете ламп. Высокий худой человек неожиданно поднялся из глубины кресла и встал перед ним.

— Полегче, старина!

— Боже милостивый! — сказал Хэвиленд, подавшись назад и наступая Уимзи на ноги. — Мартин!

— Он самый, — сказал тот. — Я здесь. Вернулся, как фальшивая монета. Здравствуй.

— Значит, за всем этим стоишь ты? Впрочем, я мог бы об этом догадаться. Грязная свинья, пес шелудивый! — бушевал Хэвиленд. — Ты, верно, думаешь, что это прилично — вытаскивать из гроба своего отца и таскать его по всей округе, устраивать цирковое представление! Ты, должно быть, забыл, что такое благопристойность.

— Послушайте, Бердок! — попытался успокоить его Мортимер.

— Заткнись и будь ты проклят! — закричал Хэвиленд. — Дойдет очередь и до тебя. Так вот, слушай, Мартин, я не собираюсь больше терпеть твое бесстыдное поведение. Ты отказываешься от тела и...

— Погоди, погоди, — сказал Мартин. Он стоял, слегка улыбаясь, руки в карманах смокинга. — Наше eclaircissement [66] Eclaircissement (фр.) — объяснение. приобретает, кажется, публичный характер. Кто эти люди? О, я вижу, викарий. Боюсь, викарий, мы обязаны объясниться перед вами, и к тому же...

— Это лорд Питер Уимзи, — вступил в разговор мистер Фробишер-Пим, — который раскрыл ваш... к сожалению, Бердок, я должен согласиться с вашим братом, который называет это позорным заговором.

— О Боже! — воскликнул Мартин. — Послушайте, Мортимер, вы ведь не знали, что играете против лорда Питера Уимзи, не так ли? Не удивительно, что мышка выскользнула из мышеловки. Этот человек — настоящий Шерлок Холмс. Однако я, кажется, прибыл сюда в самый критический момент, поэтому никто не пострадал. Диана, это лорд Питер Уимзи, а это — моя жена.

Молодая хорошенькая женщина в черном платье приветствовала Уимзи с застенчивой улыбкой и, повернувшись к своему свояку, укоризненно сказала:

— Хэвиленд, мы хотим объяснить...

Он не обратил на нее никакого внимания.

— Послушай, Мартин, игра окончена.

— Я тоже так думаю, Хэвиленд. Но к чему весь этот шум-гам?

— Шум-гам? Мне это нравится! Ты вытаскиваешь тело своего собственного отца из гроба...

— Нет, нет, Хэвиленд. Я ничего об этом не знал. Клянусь тебе. Я получил известие о его смерти всего несколько дней назад. Мы были на съемках в Пиренеях, в самой глуши. Мортимер, вместе с Хаббардом и Ролинсоном, поставили весь спектакль сами. Я ничего не знал об этом до самого вчерашнего утра, пока мне не передали его письмо — оно поджидало меня у моих старых друзей. Честно, Хэвиленд, я не имею к этому никакого отношения. Да и зачем бы мне это? Будь я здесь, мне достаточно было бы сказать слово, чтобы остановить похороны. Для чего мне все эти сложности с выкапыванием тела? Не говоря уже о неуважении и все такое прочее. Когда Мортимер рассказал мне обо всем, я, признаться, был даже несколько возмущен, хотя, конечно, не мог не оценить их доброту и озабоченность моими делами. Вот у мистера Хэнкока, я думаю, есть больше причин для гнева. Хотя Мортимер был очень осторожен. Он поместил отца с большой почтительностью и вполне благопристойно, в бывшую часовню, обложил его цветами и тому подобное. Уверен, вы будете довольны.

— Что вы имеете в виду?

— Да, да, — подтвердил Мортимер, — никакого неуважения. Можете взглянуть сами.

— Это ужасно, — беспомощно сказал викарий.

— Видите ли, в мое отсутствие они сделали все, что в их силах. Теперь в ближайшее время я распоряжусь о соответствующем захоронении — на земле, конечно. Возможно, в этом случае подойдет и кремация.

— Что? — тяжело дыша, сказал Хэвиленд. — Ты думаешь, что из-за твоей отвратительной жадности к деньгам я позволю оставить моего отца непогребенным?

— А ты полагаешь, дорогой, что я позволю опустить его в землю только для того, чтобы ты мог заграбастать мою собственность?

— Я его душеприказчик, и я говорю: он будет похоронен, нравится тебе это или нет.