Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере

Лорд Питер быстро поднялся, подошел к картине и задумчиво коснулся большим пальцем ее поверхности.

— Можно спросить, почему он не уничтожил картину, если так ненавидел это лицо? Он не мог. Это была лучшая из всех его работ. Он взял за нее всего сто гиней. А стоит она в два раза дороже. Я думаю, он побоялся мне отказать. Мое имя довольно широко известно. Ну, а я позволил себе что-то вроде шантажа, можно сказать и так. Но очень уж мне хотелось иметь эту картину.

Инспектор Уинтерботтом снова рассмеялся.

— Вы предпримете какие-нибудь шаги, милорд, чтобы узнать, действительно ли он останавливался в Ист Фелхэме?

— Нет, никаких шагов я предпринимать не буду. Это ваше дело. Я просто рассказал одну из историй и, клянусь вам, в данном случае я всего-навсего безучастный зритель и ничего вам не говорил.

— Не беспокойтесь. — Инспектор рассмеялся в третий раз. — История, что надо, милорд, и вы ее хорошо рассказали. Но вы правильно назвали ее волшебной сказкой. Мы нашли этого итальянского парня — Франческо, так он назвался, и он как раз тот, кто нам нужен.

— Как вы это узнали? Он сознался?

— В общем, да. Он мертв. Самоубийство. Он оставил женщине записку, умоляет простить его, говорит, что когда увидел ее с Плантом, то почувствовал, что в его сердце вошла смерть. «Я отомстил ему за себя, — написал он, — отомстил тому, кто осмелился любить тебя». Я думаю, он покончил с собой, когда увидел, что мы у него на хвосте — хорошо бы газеты не предупреждали преступников о наших действиях. Словом, он покончил с собой, чтобы избежать виселицы. Сказать честно, я разочарован.

— Досадно, что и говорить, — согласился Уимзи. — Но я рад, что моя история в конце концов оказалась сказкой. Вы уже уходите?

— Возвращаюсь к выполнению своих обязанностей, — сказал, поднимаясь с кресла, инспектор. — Очень рад был с вами повидаться, милорд. И говорю совершенно серьезно: займитесь литературой.

После его ухода Уимзи еще долго смотрел на портрет.

— «Что есть Истина?» — сказал, усмехаясь, Пилат [31] Библия. Евангелие от Иоанна. Глава 18, стих 38. . Этого и следовало ожидать, так как все совершенно невероятно. Я мог бы доказать... если бы захотел... Но у него отвратительное лицо, а хороших художников на свете так мало.

Клуб «Эготист» — одно из самых радушных заведений в Лондоне. Именно туда можно пойти, если хочешь поведать странный сон, приснившийся прошлой ночью, или похвалиться восхитительным дантистом, которого вам, наконец, удалось найти. При желании там можно писать письма или следовать темпераменту Джейн Остин, потому что во всем клубе нет комнаты, где царит безмолвие. Было бы нарушением клубных правил притвориться занятым или поглощенным собственными мыслями, когда к вам обращается собрат по клубу. Однако, чего здесь нельзя — так это упоминать о гольфе и рыбной ловле, а если будет вынесено на собрание комитета и предложение досточтимого Фредди Арбетнота (в настоящий момент отношение к нему весьма благоприятное), нельзя будет упоминать также и о телеграфе. Как заметил Лорд Питер Уимзи при недавнем обсуждении этого вопроса в курительной, о таких вещах можно говорить где угодно еще. В прочих отношениях клуб ни в чем не проявляет дискриминации. Сам по себе никто не может быть лицом нежелательным, кроме разве что крепких молчаливых мужчин. Кандидатов, правда, ожидают определенные испытания, о характере которых свидетельствуют факты: некий выдающийся человек науки, став членом клуба, пострадал после того, как закурил крепкую сигару «Трихонополи» в дополнение к портвейну 63 года. Напротив, добрый старый сэр Роджер Бант (овощной миллионер, выигравший 20.000 фунтов стерлингов, предлагаемых «Воскресным Криком», на которые он основал огромный продуктовый бизнес в Мидлэндсе), единогласно был избран после того, как чистосердечно объявил, что пиво и трубка — это все, что ему по-настоящему дорого. Опять же, как заметил лорд Питер, «доля грубости никого не покоробит, но бесцеремонности следует положить предел».

В тот конкретный вечер поэт-кубист Мастермэн привел с собой гостя — человека по имени Варден. Варден начал свой путь в качестве профессионального атлета, однако сердечная недостаточность вынудила его прервать блистательную карьеру и обратить свое фотогеничное лицо и поразительно красивое тело на службу киноэкрану. Он прибыл в Лондон из Лос-Анджелеса, чтобы организовать рекламу своему превосходному новому фильму «Марафон», и оказался весьма приятным, неиспорченным человеком — к великому облегчению членов клуба; гости Мастермэна тяготели к тому, чтобы оказаться Бог знает кем.