Эрл Гарднер - Летучие мыши появляются в сумерках

— Миссис Нетти Краннинг. Ей, по-моему, за сорок. У нее есть дочь Ева и зять Пауль Ханберри.

— Пауль и Ева живут вместе с ней? — спросила Берта.

— Да, миссис Кул. Пауль, кроме того, работал шофером у моего кузена, когда ему — довольно редко, впрочем, — требовалось куда-нибудь ехать на машине. Миссис Краннинг, Пауль и Ева Ханберри живут в одном доме. Ева, мне кажется, помогает своей матери по хозяйству. У них у всех большие оклады, и, по-моему, подобное хозяйство нерационально и дорогостояще.

— Сколько лет Еве?

— Около двадцати пяти, я полагаю.

— А ее мужу?

— Он старше ее на десять лет.

— Что они говорят по поводу денег, которые должны были бы находиться в бумажнике?

— В том-то и дело, — сказал Милберс, — что я не говорил с ними об этом.

— Почему же?

— Я бы не хотел обидеть их, но думаю, что этот вопрос следует обсудить.

— Вы что, хотите, чтобы я обсуждала его? — с неожиданным вдохновением спросила Берта.

— Так точно, миссис Кул.

— Что ж, это моя стихия.

— В этом отношении я — плохой помощник, — констатировал Милберс.

Берта взглянула на него изучающе и согласилась:

— Да, представляю себе, если еще управляющая относится к определенному типу людей.

— Вы абсолютно точно это отметили, — подтвердил Милберс, сцепляя и расцепляя пальцы рук. — Именно определенного типа.

— В письме говорилось о пяти тысячах долларов, которые он хотел иметь под рукой. А еще другие пять тысяч?

— Еще пять тысяч предназначались для участия в аукционе редких книг. Но он заболел и не смог пойти туда. Однако в банке мне сообщили, что эти деньги он назад не возвращал. Так что, я полагаю, миссис Кул, мой кузен в момент смерти должен был иметь в своем бумажнике десять тысяч долларов.

Берта сложила губы трубочкой и просвистела несколько тактов, затем вдруг спросила:

— Каково ваше состояние?

— Какое отношение это имеет к делу?

— Хочу получить полную картину.

Кристофер Милберс после некоторого колебания, осторожно подбирая слова, начал говорить:

— У меня есть ферма в Вермонте. Я получаю кленовый сахар и сироп, продаю их по почте. На жизнь мне хватает, хотя должен признать, что живу я весьма скромно.

— Ваш кузен покупал что-нибудь у вас?

— Да, ему нравился мой сироп. Изредка я посылал ему образчики новых сладостей — последний раз это случилось буквально за неделю до смерти. Трудно все-таки говорить о нем в прошедшем времени…

— Большая партия товара?

— Нет. Определенно нет. Продавая сладости, никогда не стоит посылать их в избытке — ровно столько, чтобы их можно было бы только попробовать.

— Вы отпускали ему товар в кредит?

— Я записывал его долг в специальный учетный лист и брал за это тридцать процентов надбавки, когда же он расплачивался наличными, я снимал со стоимости товара два процента.

Берта растопырила пальцы так, что получилась буква «V».

— Другими словами, вы были так же близки, как ножки этой буквы.

Милберс улыбнулся:

— Жаль, что вы не знали моего кузена. Боюсь, его собственная рубашка вряд ли была близка ему.

— Да? А управляющая?

Лицо Милберса слегка омрачилось.

— Это именно то, что меня беспокоит. Она, несомненно, хотела, чтобы он стал зависим от нее. Я ее немного боюсь.

— А я — нет, — сказала Берта. — Идемте.

Нетти Краннинг с покрасневшими от слез глазами подала руку Берте Кул и предложила:

— Проходите, миссис Кул. Извините, но я была просто в шоке, для всех нас это страшный шок. Моя дочь, Ева Ханберри, а это мой зять, Пауль Ханберри.

Берта вторглась в гостиную с деловым видом и решительно потрясла руку каждому.

Нетти Краннинг была женщиной в возрасте сорока с небольшим лет, уделяющей много внимания своей внешности и культивирующей хорошие манеры, однако в ней отсутствовала жеманность, она стремилась быть настоящей леди при любых обстоятельствах.

Ее дочь Ева, хорошенькая брюнетка, имела правильные черты лица, у нее были тонкие крылья носа, дугообразные брови, немного обидчивый рот, большие черные глаза, оттененные длинными ресницами; эти глаза, казалось, были готовы в любой момент, если представится подходящий случай, загореться от переполнявших их хозяйку чувств.

Пауль Ханберри, напротив, являл собой «пустое место» мужского рода, полностью подавленный присутствием рядом с собой этих двух ярких, близких ему женщин. Он был среднего роста, среднего веса и не производил никакого впечатления. Позднее Берта Кул написала в своем письме Дональду Лэму: «Вы могли бы посмотреть на этого парня дважды и не заметить его».