Николас Блейк - Голова Путешественника

Хороший паренек. И держится неприступно, как часто бывает у детей, чьи родители отличаются от других гениальностью или «сильным» характером.

На вид Ванессе лет четырнадцать, а на самом деле, может, и меньше. Она боготворит брата-героя, а тот находит ее ужасно забавной, относится к ней покровительственно и ласково и рядом с ней молодеет лет на десять. А девочке и невдомек, что одним своим присутствием она исцеляет оставшиеся у него с войны раны.

Но вот миссис Ситон подняла палец. Ее голос снова чуть задрожал, как будто вышколенный дворецкий легонько Ударил в гонг, приглашая домочадцев к столу.

– Мне кажется, я слышу – к нам спускается поэт. Да, вот и он, собственной персоной.

И тут, Бог мой, произошло то, что случается во время великих торжеств, когда улица увешана флагами, оркестранты надувают щеки, чтобы грянуть марш, почетный караул вскидывает ружья, толпа сгорает от нетерпения… И тут из-за угла появляется не Его Величество монарх, а бездомная собачонка или мальчишка-посыльный на велосипеде, на всех парах проносящийся между шпалер восторженных подданных.

Роберт Ситон быстрым шагом вошел в комнату, улыбаясь всем вместе и никому в отдельности – невзрачный маленький человечек в помятом синем костюме, выглядевшем так, будто он в нем спал.

Он хотел было поздороваться за руку с собственным сыном и дочерью, но Джанет ловко обратила его внимание на меня. Когда мы пожимали друг другу руки, отсутствующее выражение у него на лице вдруг исчезло и глаза заискрились умом, каким-то его особенным качеством. Это качество состояло, как я теперь могу с уверенностью определить, в необыкновенной, почти сверхъестественной внимательности. Я принялся на ходу сочинять историю про Спящую Красавицу – фантастическую историю, навеянную его розовым царством. Он слушал меня – по крайней мере мне так показалось – не только ушами, но каждым нервом, всем своим тощим телом, каким-то внутренним слухом (он сидел опустив глаза, будто стараясь уловить в своей душе отзвук моих слов). Когда я закончил, он поднял голову и на мгновение заглянул мне в глаза; взгляд у него был пронзительный.

– Спящая Красавица. Ну да, – задумчиво кивнул он. – И все эти колючие заросли… Да. Но вы не задумывались, – он, казалось, быстро-быстро, как крот зарывается в землю, уходил от глаз людских к своим глубоким потаенным мыслям, – вы никогда не задумывались, почему она все-таки осталась в своем дворце, что ее там удержало? Думаю, это были розы, а не колючки. Она была пленницей собственной красоты, пленницей решимости ее родителей сделать ее неуязвимой и спасти от встречи с собственной судьбой. Вы помните, королева убрала все прялки? Да, во всем виновата королева; ни в какую злую колдунью я не верю. Бедняжка принцесса с ума сходила от безделья, ей ничего не оставалось, кроме как предаваться мечтаниям и восхищаться собственным отражением в розах. Вот и получилось, что от скуки она взяла и заснула. Я не верю в ту часть, где она уколола пальчик веретеном; больше того, доверительно добавил он, – я и в прекрасного принца не верю. Держу пари – он так и не пробрался сквозь заросли: для этого нужно было быть Чудовищем, рвущимся к Красавице…

– Ты перепутал все сказки, Роберт, – заметила его жена, стоявшая в этот момент рядом с ним. – Пойдемте к столу.

Столовая выдержана в темных тонах, блистает чистотой, ни капли уныния. Все поверхности – стол, буфет, – сверкают, отполированные за два века локтями и тряпками горничных. Стулья в стиле империи, высокие свечи. Над камином портрет того Лейси, что построил этот дом вместо сгоревшей усадьбы елизаветинской эпохи, которая сама в свое время сменила более раннее строение. В окна заглядывают белые розы. Еда восхитительная. За столом прислуживает карлик Финни Блэк, сноровистый и расторопный; правда, очень неприятно, когда, обнося овощами, слуга смотрит на тебя снизу вверх. Как только он на минутку вышел, миссис Ситон сказала мне:

– Наш Финни – исключительная личность. Самый настоящий Шут.

– Вы хотите сказать, в шекспировском духе? – К счастью, я уловил, что слово «Шут» она произнесла с большой буквы.

– Да. Он изрекает мудрейшие вещи, не так ли, Роберт? Правда, при гостях поначалу стесняется.

– Значит, он упорствует в своей глупости? – отважился я.

Миссис Ситон посмотрела на меня непонимающе, но муж тут же пришел ей на помощь.

– Мистер Стрейнджуэйз цитирует Блейка: «Если бы глупец упорствовал в своей глупости, он стал бы мудрецом».