Найо Марш - Смерть после бала

— Хорошо. Вы готовы подписать эти показания?

— Об этом происшествии с такси? Разумеется.

— Вы могли бы сказать мне, кто еще оставался в Марсдон-Хаусе, когда вы уходили?

— Кроме той шумной компании, которая вышла следом за мной, там почти никого не осталось. Дайте мне подумать. Там был один сильно подвыпивший молодой человек. Кажется, его имя Персиваль. Как раз в тот момент, когда я был уже в дверях, он вышел из бара и направился в гардероб. Помнится, там был кто-то еще. Но кто? Ах, да, та маленькая леди, которая, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке. Я еще раньше обратил на нее внимание. Она была ничем не примечательна, и ее никто не заметил бы, если бы не то обстоятельство, что она почти все время находилась в одиночестве. Она была в очках. Это все, что я могу вам сказать о ней, кроме… да, вот еще, я видел, как она танцевала с лордом Робертом. Насколько я помню, она стояла внизу и смотрела, как лорд Роберт спускался по лестнице. Возможно, она испытывала к нему чувство признательности. Она казалась бы довольно жалкой, если бы не была такой спокойной и сдержанной. Не удивлюсь, если она находится на зависимом положении в доме. Может быть, бывшая гувернантка Бриджит или компаньонка леди Каррадос. Мне кажется, я где-то столкнулся с ней в течение вечера. Но где? Не помню!

— Как я слышал, бал удался?

— Да. Леди Каррадос рождена под звездой гостеприимства. Меня никогда не переставало удивлять, как так может быть — один бал имеет шумный успех, а другой, на котором присутствуют тот же оркестр, те же гости, который обслуживает та же фирма, вдруг оказывается неудачным. Должен заметить, вчера леди Каррадос была не в лучшей форме.

— Вы хотите сказать, она была нездорова?

— Значит, вы уже слышали об этом. Мы старались сохранить это в тайне. Да, как и все остальные великосветские мамаши, она сильно переутомлена.

— Вам не показалось, что ее что-то беспокоит? — спросил Аллейн и, заметив, что Дэвидсон удивленно поднял брови, добавил: — Я не стал бы спрашивать, если бы не считал, что это имеет прямое отношение к делу.

— Должен признаться, что не совсем понимаю, какая может быть связь между состоянием здоровья леди Каррадос и смертью лорда Роберта Госпелла. Беда в том, что она слишком серьезно относится к своим обязанностям и находится на грани нервного истощения. — И Дэвидсон добавил как бы про себя: — И эта история тоже не пойдет ей на пользу.

— Видите ли, в подобных случаях мы вынуждены обращать внимание на любые отклонения от нормы, — пояснил Аллейн. — Я согласен, что конкретно это отклонение кажется совершенно не относящимся к делу. Так же, увы, как и большинство фактов, которые мы вынуждены будем вытащить на свет Божий. Если их никак нельзя будет связать с убийством, мы отбросим их как несущественные. Это обычный способ ведения следствия.

— Не сомневаюсь. Что ж, я лишь могу сообщить, что, обратив внимание не нездоровый вид леди Каррадос, я порекомендовал ей пойти полежать в одной из комнат наверху и прислать за мной горничную, если я ей понадоблюсь. Поскольку за мной не посылали, я попытался сам отыскать ее, но мне это не удалось. Позже она снова появилась в зале, сказала мне, что чувствует себя немного лучше, и просила не беспокоиться.

— Сэр Даниэль, вы, случайно, не видели, как этот ресторатор, Даймитри, возвращал леди Каррадос ее сумочку?

— Что-то не припомню. А в чем дело?

— Как мне сказали, прошлой ночью леди Каррадос в течение некоторого времени думала, что потеряла ее, и была очень обеспокоена.

— Мне она об этом ничего не говорила. Что ж, этим можно объяснить ее расстроенный вид. Я помню эту сумочку. У нее изумительный замочек из изумрудов и рубинов — старая итальянская оправа. Слишком изысканная вещица, чтобы служить украшением для сверкающей мишурным блеском дамской вечерней сумочки. Но в наше время люди безнадежно утратили чувство гармонии.

— Я как раз любовался вашей лошадью. Вам, по крайней мере, нельзя отказать в умении ценить настоящую красоту. Простите меня за то, что я на минуту забыл о цели своего визита, но этой лошади словно коснулся луч света! Охра и розовые тона! У меня страсть к керамике.

Лицо Дэвидсона словно осветилось изнутри. Он с энтузиазмом принялся рассказывать о том, как к нему попала эта лошадь. Его пальцы прикасались к ней так нежно, словно это были лепестки розы. Они с Аллейном вернулись на три тысячелетия в прошлое, в золотой век керамики, а инспектор Фокс сидел молчаливый, как Кортес, с открытой записной книжкой на коленях и с выражением долготерпения на массивном, невозмутимом лице.