Татьяна Любова - Ноябрьский триллер

Творческий склад Викиного ума требовал красоты везде и во всем, Ленечкина внешность вдохновляла ее, открывала второе дыхание. А может, и не его внешность вовсе, а ее любовь? На этот простой вопрос Вика не смогла бы ответить даже сейчас.

Стоя в ЗАГСе рядом с Леней, она думала: «Он — божественно красив, я — чертовски умна. Кстати, интересно, почему красота от бога, а ум приписывают дьяволу? Надо будет поразмыслить над этим. Но, скорее всего, потому, что красота дарит радость, а знание умножает скорбь. Итак, я умна, он красив. Гармонично? Вполне. Мы любим друг друга. Значит, будем счастливы». Так рассуждала Вика, любуясь своим избранником.

А действительно — почему бы и не состояться их семейному счастью? Ведь в союзе красивой женщины и поклоняющегося ей умного мужчины испокон веков все складывалось благополучно…

Но есть одно «но»! У Вики и Лени ситуация противоположная: женщина умна, мужчина красив. Вроде бы — какая разница? Громадная! Женщина умная способна сделать карьеру, заработать и обеспечить счастливое существование своего партнера, но лишь до тех пор, пока между ними не появляется третий (не любовник, упаси господи!) — ребенок. Вот тут-то и начинаются проблемы: мужчина не способен стать матерью, то есть взять на себя труд кормить и воспитывать чадо. С легкостью уступая жене роль добытчика и шкипера в мутных водах бытия, он считает унижением мужского достоинства нянчить ребенка и вести хозяйство. Вот, где собака зарыта!

Это самое с Викой и произошло. Семейная идиллия затрещала по всем швам, когда стала увеличиваться семья. Правда, надо отдать должное Ленечке — при появлении первого сына он храбро взялся за дело, пристроенный неутомимой Викой к толковому бизнесмену. Однако через два года, когда сыновей в семье прибыло (родились мальчики-близнецы Сема и Сева), боевое настроение Ленечки пошло на убыль. Страна, охваченная эпидемией бизнеса, бурлила и пенилась, а из Ленечки коммерсанта не получилось. Он начал попивать, клясть правительство, ворюг и приобщать к бутылке затюканную бытом Викулю. И в последнем немало преуспел.

Опомнившись, Вика, вынуждаемая обстоятельствами, ринулась зарабатывать деньги, дабы прокормить ненасытное семейство. Ленечка же улегся на легендарный диван. По вечерам выпивали: Леня — чтобы скрасить унылое существование, Вика — для расслабухи. По ночам Ленечка храпел, сотрясая стены доставшейся по наследству от родителей квартирки, Викуля писала статьи и рассказы, часто мигая красными от недосыпа глазами.

В тот вечер, когда им из другой жизни позвонила Лина и пригласила на юбилей, Вика находилась в особенно мрачном расположении духа. Положив трубку, она вспомнила о своей принадлежности к прекрасному полу (в связи с извечным женским вопросом: что надеть?), повернулась к зеркалу в прихожей и вздрогнула. Отражение в заляпанной детскими ладошками зеркальной поверхности казалось незнакомым и отталкивающим. Вялая кожа, синяки под глазами, тусклый взгляд и сутулые плечи — все признаки неудавшейся жизни и подкрадывающейся старости налицо.

— Оценка завершилась подписанием акта о списании, — цинично бросила она своему отражению и отправилась в гостиную, где возлежал ее благоверный. — Леонид, встряхнись, дорогой. Через два дня нам предстоит выход в свет.

— И что? — бросил Ленечка, не поворачивая головы.

— Как «что»? Нужно задуматься о боа, горжетках, смокингах, бабочках и тому подобной меркантильной дребедени. Я понимаю, вам, философам, не до глупостей. Но ведь одевать-то что-то надо.

— Куда идем? — буркнул муж, все еще не глядя на Вику.

— К Фандотти.

— С чего это они вспомнили о нас?

— У Массимо — юбилей со всеми вытекающими.

— Не понимаю: какое отношение мы имеем к Массимо?

— К Массимо — никакого. Но Лина — моя старинная подруга, и я не собираюсь игнорировать ни ее, ни ее мужа.

— Иди одна. У меня все равно смокинга нет. Не хочу дискредитировать тебя своим видом.

— Ты забыл о том, что благодаря тебе я уже давно превратилась в рядового потребителя универсальной китайской продукции.

— Ну, начинается… — вздохнул Ленечка, встал с дивана и перебазировался в супружескую спальню, на кровать.

— Значит, ты не идешь, гордец? Великодушно предоставляешь мне право отдуваться за всех? Придется взять напрокат норковое манто, — продолжала, зайдя вслед за мужем в спальню, издеваться над ним Вика.

— Боже упаси! — вскричал Ленечка, потея от ужаса. — А если ты его прожжешь, потеряешь? Мы не расплатимся до конца жизни!