Джон Карр: Огонь, гори!

Это был не дешевый наемный экипаж. Внутри сладко пахло жасминовыми духами. Женщина сидела, утопая в пурпурно-красных подушках, откинув голову назад, полузакрыв невинные темно-синие глаза. Однако при виде Чевиота она выпрямилась.

— Милый! — произнесла она страстно и так тихо, что он с трудом расслышал ее. Потом подставила губы для поцелуя.

— Мадам, — отозвался Чевиот, — как вас зовут? Синие глаза изумленно раскрылись.

— Ведь ваше имя Флора? Не так ли?

— Как будто ты не знаешь!

— Вы леди Дрейтон. Вы вдова и живете на…

Ему вскоре предстояло узнать: даже в минуты крайнего гнева или страсти она вдруг становилась застенчивой, почти робкой.

— Я живу, — прошептала женщина, — там, где, надеюсь, будешь жить и ты… как всегда.

Внешне невозмутимый Чевиот никак не мог объяснить свое поведение. Упав на одно колено, он обвил руками прелестную талию и прижался щекой к обворожительной груди.

— Не смейся надо мной! — попросил он. — Ради бога, не смейся надо мной!

Флора не пообещала, что не станет смеяться, и не вскрикнула от боли, хотя он сжал ее довольно сильно. Просто обвила шею Чевиота руками и прижалась щекой к его голове.

— Милый! Что случилось? В чем дело?

— Я выжил из ума! Я душевнобольной! Мое место в сумасшедшем доме! Понимаешь…

Примерно полминуты он то шептал, то вскрикивал как безумный. Вряд ли Флора, запомнившая все, что он говорил, и повторявшая ему его же слова позже, поняла хотя бы одну десятую часть его речи.

Однако по мере того, как Чевиот говорил, окутавший его мрак понемногу рассеивался. Щекой он чувствовал мягкую плоть; грудь Флоры то вздымалась, то опускалась.

Вспомнив о том, что он на службе, Чевиот с трудом поднялся, нечаянно наступив на подол бело-желтого парчового платья — узкого в талии, но с широкой, по моде, юбкой. Выпрямиться во весь рост в карете он не мог. Наклонившись к Флоре, он положил руки ей на плечи. Она откинула голову.

Казалось, ее стройная шея вот-вот надломится под тяжестью пышной золотой короны волос. Огромные невинные глаза наполнились слезами, Флора вздрогнула. Она была так осязаема, так чувственна, что у Чевиота голова пошла кругом…

— Ты не душевнобольной, — тихо проговорила она, но тут же скривила губы и отвернулась. — Если не считать того, что ты хочешь стать суперинтендентом центральной компании или центрального отделения — как там они называются? — Она посмотрела на него в упор. — И если ты сошел с ума, то кто же тогда я?

— Ты вышла из картинки в книге!

— Что такое, милый?…

— Точнее, из альбома с рисунками из…

Чевиот вовремя остановился и не добавил: «Из Музея Виктории и Альберта».

— Никто не знает, и никто никогда не узнает, — продолжал он, — как долго я тебя люблю!

— Надеюсь, что нет. — Ее шепот воспламенял его еще больше. — Ах, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома! Но… ты не опоздаешь на свою встречу?

— Встречу? С кем?

— С мистером Мейном и полковником Роуэном, разумеется!

Рядом с Флорой на подушках лежали широкополая итальянская шляпа и красная кашемировая шаль. Чевиот разглядывал их в полумраке. Как человек, хорошо знавший историю, он помнил, что Ричард Мейн и полковник Чарльз Роуэн были двумя первыми начальниками — или комиссарами — полиции.

Он читал о них в архиве, видел их портреты. Он знал…

— Ты имеешь в виду… — спросил он, откашлявшись, — сподвижников сэра Роберта Пиля?…

— Как сэра Роберта?! — ошеломленно переспросила Флора. — Я слышала, что старый сэр Роберт очень болен. Говорят, он не жилец. Но неужели он уже умер? И неужели мистер Пиль унаследовал титул баронета?

— Нет, нет еще! — воскликнул Чевиот. — Прости, — добавил он тише. — Я оговорился.

— Ладно, — проворковала Флора. — По-моему, тебе пора. Но прошу, пожалуйста, возвращайся скорее!

И она снова подставила губы для поцелуя.

Умолчим о том, что происходило в течение следующих нескольких минут. Когда Чевиот, покинув карету, уверенно зашагал к двери дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс, ужаса он больше не испытывал.

«Ну же! — подхлестывал его насмешливый внутренний голос. — Разве не сбылась еще одна твоя мечта — тайная, заветная мечта? Разве ты не хотел посмотреть, как работал первый в истории Скотленд-Ярд? Тогда на улицах бушевала чернь, тогда совершались самые темные злодеяния, тогда полицейских ненавидели и считали помехой личной свободы. Тогда таинственные преступления — кражи со взломом, убийства — раскрывались лишь благодаря счастливой случайности или в результате доноса… Давай признаем, — продолжал все тот же насмешливый голос, — что убийство всегда омерзительно и совсем неинтересно; настоящие убийства совсем не похожи на те, что описывают в романах. И все же! Разве тебе не хотелось произвести впечатление на своих знаменитых предшественников, раскрыв какое-нибудь зловещее преступление по отпечаткам пальцев, следам пуль или благодаря современной дедукции? Разве в глубине души ты не хочешь поразить их своими способностями?»