Питер Тримейн: Призрак Тюлифанского аббатства

— Он считает, что проклятие преследует только англо-ирландские семьи вроде нас, а ему, чистокровному ирландцу, кельту из кельтов, так сказать, оно вреда не причинит.

Полковник Филимор прислал коляску на вокзал Килларни, чтобы отвезти нас в Тюлифанское аббатство. Старый полковник явно пребывал не в лучшем расположении духа, когда встретил нас у себя в библиотеке. Я заметил, что протянутая им для рукопожатия кисть слегка дрожит.

— Друг Джека, а? Да, я вас помню. Вы из голуэйских Холмсов, а? Майкрофт Холмс — ваш брат? Служит у лорда Хартингтона, а? У первого заместителя министра финансов, а?

У него была раздражающая манера прибавлять «а» едва ли не к каждой своей телеграфной фразе.

Тут и Агнесса Филимор вышла поздороваться с нами. Господи, Ватсон, как же я был молод и горяч в те дни. Даже и теперь, когда устремляю в прошлое взгляд более критический и холодный, я не могу не признать, что она обладала ослепительной красотой. Девушка протянула мне руку, но я сразу заметил, что в ее улыбке уже нет теплоты и дружелюбия, которые, как когда-то казалось, предназначались мне одному. Может быть, Агнесса стала взрослой женщиной, пока я с мальчишеской страстью грезил о ее прежнем образе? В то время я не мог допустить и мысли о том, что страсть была лишь с моей стороны. Желторотый юнец, что еще можно сказать.

Ужин проходил в мрачной атмосфере. Мне было тяжело примириться с жестокой правдой жизни; полковник Филимор не испытывал радости по вине проклятия, висевшего над его домом. Мы уже почти покончили с десертом, как вдруг Агнесса замерла, не донеся вилку до рта. Затем полковник Филимор с грохотом уронил ложку на тарелку и издал жалобный стон.

В наступившем молчании звук был слышен отчетливо. Это был детский плач. Он, словно эхо, разносился по всем комнатам. Даже Джек Филимор растерялся.

Я отодвинул стул и встал, стараясь определить, откуда исходит звук.

— Что находится прямо под этой комнатой? — спросил я.

Полковник сидел весь белый и от потрясения не мог отвечать.

Я обернулся к Джеку. Он несколько нервно отозвался:

— Винные погреба, Холмс.

— Так идемте! — Я схватил со стола канделябр и без промедления направился к выходу.

Когда я подошел к двери, Агнесса дважды топнула ногой, словно бы в волнении.

— Нет, мистер Холмс! — крикнула она. — Против потустороннего существа вы ничего не сможете сделать!

Я задержался в дверях и улыбнулся ей.

— Не думаю, что это потустороннее существо, мисс Филимор.

Джек Филимор показал мне погреб, мы обыскали его самым тщательным образом и ничего не нашли.

— А что вы рассчитывали найти? — спросил Филимор, увидев мое разочарование, когда мы вернулись в столовую.

— Мальчика, живого мальчика из плоти и крови, а не призрака, — твердо ответил я.

— Если бы. — Агнесса не скрывала своего удовлетворения тем, что у меня не нашлось никакого рационального объяснения. — Думаете, я не приказывала обыскать этот дом, и не один раз? Отец уже на грани безумия. Мне кажется, самообладание начинает ему изменять. Я боюсь, как бы он не сделал с собой что-нибудь.

— А послезавтра ему исполняется пятьдесят лет, — серьезно добавил Филимор.

Мы стояли у входа в столовую, когда Мелоун, пожилой дворецкий, заслышал звон колокольчика у входной двери и пошел открывать.

— Профессор Мориарти, — доложил он.

Мориарти был высок и худ, у него был большой бледный куполообразный лоб и глубоко посаженные глаза. Все лицо выдавалось вперед, и еще у него была странная привычка медленно покачивать головой из стороны в сторону, — мне, тогда еще по-юношески резкому в своих суждениях, в этом почудилось что-то змеиное. Теперь, вспоминая его, я сказал бы, что Мориарти был по-своему красив и довольно изящен. Он был еще молод для профессора и несомненно обладал острым умом и развитым интеллектом.

Агнесса встретила его радушно, Филимор же держался отчужденно. Что касается меня самого, я старался ничем не выдать своего дурного настроения. Мориарти присел с нами за стол, чтобы выпить кофе с бренди, и выразил полковнику сочувствие по поводу его нездоровья.

— Мое предложение все еще в силе, дорогой сэр, — сказал он. — Лучше бы избавиться от аббатства и от проклятия разом. Тем более что вы, разумеется, не потеряете его вовсе. Ведь мы с Агнессой поженимся, и вы всегда будете здесь желанным гостем.

Полковник Филимор буквально зарычал. Негромкий раскатистый звук родился где-то глубоко в горле — так рычит загнанный зверь, когда ему приходится отбиваться.