Доминик Грин - Привет от затерянного мира

Холмс нашел нужные страницы и принялся читать вслух:

— «Лондонский институт зоологии, тринадцатое июня тысяча девятьсот семнадцатого года. Профессор Челленджер пожелал выступить перед членами Зоологического общества, дабы поведать о недавних открытиях, сделанных им в верховьях Амазонки…»

— Но это же полная чушь! Ничто не подтвердилось. Экспедиция не представила ни единого доказательства того, что в бассейне Амазонки водятся динозавры.

— Вы, конечно, помните, Ватсон, что единственным официальным отчетом экспедиции считаются письма мистера Эдварда Мелоуна, опубликованные в «Дейли газет», — заметил Холмс. — Однако недавно я пересек Ла-Манш, чтобы добыть версию событий в изложении самого профессора Челленджера — весьма поучительная книга. Возможно, вы знаете, что отчет профессора подвергся нападкам цензуры ее величества, и лишь его копия с огромным трудом попала во Францию, где и был издан дневник.

Он продемонстрировал довольно пухлый том в твердом переплете с аляповатым рисунком: испуганная дамочка в пеньюаре и нависшая над ней одутловатая мезозойская рептилия.

— «Тринадцатое сентября тысяча девятьсот шестнадцатого года. Впал в буйство, выпив лишку настойки из гигантских пауков — аборигены их называют гула-гула. Все еще вижу повсюду огромных зеленых динозавров. Вынужден смириться с горькой правдой, что они могли оказаться вполне материальными. После обеда Рокстон, Мелоун и Саммерли ушли из лагеря, оставив меня наедине с галлюцинациями — двумя женщинами каменного века, чья медового цвета кожа кажется удивительно реальной и такой приятной на ощупь…»

— Довольно, Холмс! — возмутился я. — Бред человека, одурманенного арахнидами, вряд ли может служить веским доказательством существования динозавров.

— Не возражаю, Ватсон. Но давайте продолжим чтение! «Первое декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года. Мы со спутниками благополучно вернулись в Англию, не встретив препятствия со стороны таможни, которая, впрочем, заподозрила, что я везу кое-какой незадекларированный груз. Яйцо, как и следовало ожидать, яйцевидной формы, размером с крупный кокосовый орех, кожура выглядит пористой, шафранно-желтого цвета. Я провез его, вытащив из багажа и завалив кухонными отбросами, причем при первой же возможности сам усаживался сверху. Когда корабельный карго заинтересовался, с чего это я сижу на куче гниющих отбросов, я откровенно заявил, что высиживаю птенца, который со временем превратится в гигантского двадцатифутового ящера-людоеда, и он оставил меня наедине с моими выдумками.

Второе февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Птенец только что вылупился. Мы кормим его индюшачьими потрохами, которые он поглощает с завидным удовольствием. Назвали его Глэдис в честь другой хищницы — невесты Мелоуна. Глэдис весьма привлекают подвижные и яркие объекты. Кажется, мы потеряли из-за этого кошку — огромную, лохматую, совершенно бесполезную тварь, годную только портить ценную мебель. Жена лишилась ума от горя. Начинаю любить Глэдис.

Десятое апреля. Глэдис подросла до шести футов. Хочу взять ее с собой на эту проклятую скукотищу — лекцию Уолтона об изменчивости плазмы микроорганизмов. Никого не предупрежу, ничего не стану объявлять, просто приведу ее на длинном поводке — пускай сидит на галерке и смотрит. Удастся ли этому шуту гороховому и дальше отрицать существование палеофауны?

Грин, который учил музыке моих детей, собрал вещи и съехал. Он постоянно жаловался на необходимость проводить занятия в той же комнате, где мы держим Глэдис. Некоторые созвучия приводят ее в безумную ярость. Очень удачно получилось, поскольку его музыка точно так же бесит меня. Нельзя же играть «Юпитер» Холста с утра до ночи».

— А кстати, Холмс!

— «Двадцать третье сентября. Договорился о поставке мяса для Глэдис с мистером Глассом — этот субчик ужасно зарос бородой, но он импортирует прекрасную ирландскую говядину. Посетил склад мистера Гласса — подозреваю, что его говядина до забоя имела обыкновение ржать, но цены приемлемы. Первую партию груза двое его партнеров доставили прямо в гостиную, где сейчас проживает Глэдис. Эти наглые разносчики имели дерзость усомниться в прочности шпингалетов на окнах. Мол, Глэдис может убежать. Пришлось продемонстрировать им, что открыть рамы можно только снаружи.

Двадцать пятое сентября. Надел водолазный шлем и кольчужные рукавицы и отправился скормить Глэдис половину конской туши. Беда! Окна настежь, гостиная пуста, трехпалые отпечатки уходят через лужайку и теряются вдали…»