Жорж Сименон: Бегство г-на Монда

– Прости меня.

На этот раз он был уверен: она не намекает на прошлое. Ни на что, в чем он мог бы ее упрекнуть. Она говорила о настоящем, об их неудавшемся свидании, о своем неумении вести себя так, как ему хотелось.

Он выжидал, пока окажется достаточно далеко, и лишь тогда обернулся. Она сделала всего несколько шагов и для приличия остановилась у магазина кожаной галантереи.

Проходившие мимо люди ничего не подозревали. Для них она была самой обычной женщиной, а он – одним из многих мужчин, которые спешат на работу.

Придя в гостиницу, он увидел Жюли – они с Шарлоттой обедали у открытого окна. Он не мог пройти незамеченным и пошел через пивную.

– Уходил? – спросила Жюли, не прекращая есть.

Посреди лба у нее обозначилась вертикальная складка.

– Что-нибудь случилось? Он только проворчал:

– Я иду спать.

– До вечера?

– Да.

И лишь на серой лестнице он понял смысл этого "До вечера? ". Он разволновался. Почему она так спросила? Неужели все поставлено под вопрос?

Горничная убирала его комнату, и он, вопреки своей привычке, чуть ли не грубо выставил ее вон. Он лег, в ярости закрыл глаза, но ему казалось, что все сдвинулось со своего места: тень, свет, шум, даже чирикающие воробьи, и все его существо выбивалось из терпения в сероватой расплывчатой неопределенности.

Их опиумом была игра. Через «глазок» Дезире видел, как они приходили друг за другом. Сначала крупье: одетые в черное, лощеные служители культа; надутые, как чиновники, они, не глядя в «зал», сразу же направлялись на «завод». Пальто и шляпы в гардеробе не оставляли: в святая святых у них был свой шкафчик, свое мыло, свое полотенце, а порой и чистые манжеты.

Потом появлялись клиенты, главным образом важные люди города. Дверь зала, где танцевали, они открывали, уже освободясь от верхней одежды, так что сразу чувствовали себя как дома. Официанты не спешили к ним, не провожали к столикам, а только по-приятельски кланялись им. Большинство непринужденно прохаживались взад-вперед, словно еще не зная, что будут делать. Они подходили к г-ну Рене, пожимали ему руку, перекидывались с ним словечком, небрежно поправляли себе волосы. Г-н Монд понимал, что внутри у них все кипит. Он знал их всех. Первым в тот вечер прибыл крупный импортер апельсинов, мужчина, который, по слухам, раньше продавал на улицах газеты, чистил обувь на набережных Барселоны, а теперь, в тридцать пять лет, ворочал миллионами. Красавчик, ухоженный как женщина, он вызывал вожделение и зависть у всех танцовщиц, открывая в улыбке ослепительно белые зубы. Иногда между двумя партиями он выходил в зал, делал круг, заказывал для девушек две-три бутылки шампанского, из чего следовало, что он в выигрыше, но никто не слышал, чтобы у него была любовница.

Был среди посетителей и мэр соседнего городка – человек тощий, изможденный, – который, опасаясь, что его заметят, влетал в казино, как метеор. Суеверный, он так нервничал, что за игорным столом у него начинался тик.

Среди игроков была только одна женщина, дама лет пятидесяти, к которой относились с уважением, как к мужчине. Она возглавляла довольно крупную фирму по продаже модных товаров и каждый вечер неизменно устраивалась за зеленым столом.

Многие, почти все, были похожи на г-на Монда в недавнем прошлом: ухоженные, с розовой кожей, гладко выбритые, в одежде из тонкой шерси, в облегающей ногу обуви, и все в том возрасте, когда приобретают важность, сообщаемую человеку грузом лежащей на нем ответственности. У одних были конторы, служащие, рабочие; другие адвокаты или врачи – располагали обширной богатой клиентурой. У всех были дома, жены, дети. И все в определенный, почти мистический час неудержимо, словно по волшебству, вставали со своих кресел. Ничто не могло их удержать.

Конечно, некоторые из них лгали, придумывая себе каждый вечер новое алиби, новый профессиональный или светский долг.

Кому-то не удавалось избежать сцен, упреков, презрения, гнева собственных жен, которые не могли их понять, и они, мрачные, приходили неуверенной походкой, стыдясь своего пребывания здесь, стыдясь самих себя.

Никто из них даже не подозревал, что за ними через маленький круглый «глазок» наблюдает такой же человек, как они.

Были тут и простаки, бахвалы, иностранцы, которых заманивали зазывалы; сначала их подпаивали, а потом осторожно подталкивали к «заводу», побуждая сыграть более или менее подстроенную партию.

Присутствовали здесь, наконец, и те, кто не играл, кого не привлекала игра; эти принимали всерьез огромный зал, полный женщин, и часами разжигали свою похоть.