Жорж Сименон: Тётя Жанна

– Что сказал месье Сальнав?

– У него вид собаки, потерявшей хозяина. Он продолжает – Бог знает зачем – корпеть над своими записями и беспокоиться по поводу их, словно он очень хочет опять выполнить задание чисто, без помарок. Ну а ты? Решилась?

– Еще не совсем.

– Какое-нибудь заведение, послушай меня! Самое плохое из них все же лучше, чем все остальное. Не слушай доктора.

– Откуда ты знаешь, что думает доктор Бернар?

– Да оттуда, что это видно по его лицу, мне знакомы такие люди. Я уверена, что у него дома нет ни пылинки, а у служанки нет даже одного свободного вечера в неделю.

– Дезире!

– Что ты хочешь?

– Ты помнишь тот шкаф?

– Шкаф с бутылками?

– Да.

– Ну и что?

– Не возражай. Не требуй объяснений. Луиза, должно быть, не подумала о нем. Ты мне говорила, что там оставались три полные бутылки.

– И ты хочешь...

– Чтобы ты принесла мне одну, да. За стаканом на кухню идти не надо. У меня есть стаканчик для чистки зубов.

– Ты действительно считаешь, что я должна это сделать?

– Да.

– А что скажут в госпитале, когда ты туда приедешь и они почувствуют запах?

– Они к этому привычны, иди!

– Ты требуешь?

– Требую. Не бойся. Она странно улыбалась, слушая шаги Дезире по лестнице.

– Дай! Я открою сама. У меня здесь больше опыта, чем у тебя. Принеси мне стакан, он в уборной. Ее давняя соученица по монастырской школе разочарованно и оскорбленно смотрела, как она все это проделывает, и все-таки удивление Дезире было не так уж велико после того, что Жанна рассказала ей о себе. Жанна произвела на Дезире впечатление, но только в начале, а теперь это прошло.

– Ты не добавляешь воды?

Это было весьма безобразное зрелище – лежащая в постели толстая женщина, которая крупными, обжигающими горло глотками пьет из стаканчика для чистки зубов и, поперхнувшись, вдруг начинает кашлять. Жанна знаками попросила подругу постучать по спине, минута страданий и сиплого дыхания сменилась наконец нормальным вздохом, и Жанна моментально обрела вновь свою непонятную улыбку:

– Так-то лучше.

– Ты же опьянеешь!

– Не знаю. С чего бы?

– Ты к этому и стремишься? Она не ответила. Потом все с тем же выражением безмятежности и в то же время откровенной иронии на лице она произнесла:

– Мне нужно принять решение, не так ли?

– Но ты хоть не поступишь, как твой брат?

– Точно нет. Лицо ее оживилось. Глаза влажно блестели.

– Думаю даже, что и в приют я не пойду. Она говорила сама с собой, и Дезире, должно быть, представляла сейчас для нее не более как черно-белый силуэт в солнечных лучах.

– Вы слишком уж сложные для меня люди.

– Послушай...

– Ну, разумеется, я тебя слушаю. Но мне нужно проверить, не пришла ли санитарная машина.

– Я к ним приеду через восемь – десять дней, как только смогу твердо стоять на ногах. Готова поспорить, что это произойдет даже раньше.

– Согласись, что ты самая обыкновенная, что ты боишься остаться одной.

– Нет.

– И не боишься даже умереть? Жанна продолжала улыбаться, и эта улыбка выводила Дезире из себя, у нее возник даже соблазн разозлиться из-за этой улыбки.

– Слишком много у тебя гордыни для приюта!

– Да нет же.

– Выходит, ты хочешь меня убедить, что делаешь это для их блага?

– Я вовсе не уверена, что сделаю им благо. Думаю, что в конце концов я поняла нотариуса. Он прожил дольше меня. Каждый приходит к тому, что устраивается – любым способом, каждый создает себе жизнь по своей собственной мерке.

– Каждый делает то, что может, – словно почувствовав себя задетой, быстро возразила Дезире.

– Каждый делает то, что может, именно это я и говорю. Каждый с грехом пополам пытается жить в мире с самим собой.

– А ты не живешь в мире сама с собой?

– Я ощущала его, когда таскала по лестницам Боба на руках и присматривала за всем домом, чтобы избежать Бог знает какой катастрофы.

– Это ни к чему не привело. Это как твоя большая уборка в среду вечером, после похорон. Стоит мне только подумать, что ты...

– Что ты в этом понимаешь!

– Согласись, что это немного напоминает историю с Лоэ, и ты делаешь это для того, чтобы...

– ...чтобы вставать утром первой, чтобы кофе был готов, а стол накрыт, когда поднимутся все остальные, чтобы полы были чистыми, а дом уютным, чтобы опустить руки в воду для мытья посуды, чтобы в момент, когда качаешься от усталости, заметить, что еще не все сделано, что все сделано никогда не будет; чтобы, валясь в кровать от изнеможения, начинать думать о завтрашних заботах и сторожить сон всех остальных...