Поэтому, когда, вспомнив про полет, я предложил Холмсу пройтись со мною на площадь, откуда должен был полететь шар, он с удовольствием согласился.
Полет был назначен в три часа дня и, чтобы скоротать время, мы зашли в ресторан городского сада, чтобы позавтракать.
Около двух часов мы были уже на площади.
Народ уже собирался и огромная толпа с живейшим интересом следила за наполнением шара и приготовлениями воздухоплавателя, который стоял тут же.
Это был стройный, среднего роста яркий брюнет, с красивым выразительным лицом, на которое с удовольствием заглядывались местные дамы и барышни.
Одет он был в форму морского офицера итальянского флота, которая красиво облегала его стройный стан.
Похаживая вокруг шара, который наполняли водородом, он резким голосом отдавал приказания, невозможно коверкая русский язык. Шар, мало-помалу, надувался.
— А вы знаете, дорогой Ватсон, — заметил Холмс, с интересом наблюдавший за этой сценой, — я немного ошибся в мнении относительно это итальянца.
— В чем именно? — спросил я.
— В том, что назвал его акробатом, — ответил Холмс. — Во-первых, его шар приспособлен не только для пустячных подыманий, но годится и для дальних полетов, а по некоторым указаниям его я заключаю, что он знаток воздухоплавательного дела.
— Я очень рад, что вы, наконец, нашли удовольствие хотя бы в наблюдении за ним, — проговорил я.
— И это удовольствие было бы еще цельнее, если бы не его физиономия.
— Его физиономия? — удивился я. — Но ведь он писаный красавец!
— Да. И в то же время физиономия его весьма характерна, — задумчиво произнес Холмс.
— Чем именно?
— Как вам сказать… Если бы я, не зная, что он — воздухоплаватель, встретил его на улице, я сказал бы, что он или преступник или, по меньшей мере, «кот».
— Ну что вы говорите! — воскликнул я, возмутившись.
— Нет, я нисколько не ошибаюсь, — задумчиво ответил Холмс. — Узкий лоб, злые плутоватые глаза, чувственные губы… Таких типов можно встретить в Париже ночью в тех кабачках, куда собираются кокотки после ночной «работы» и где эти «коты» без церемонии обирают этих несчастных созданий. Большинство этих джентльменов — профессиональные воры и кандидаты в острог. Возьмите на себя труд, вглядитесь в него попристальнее.
Пожав плечами, я сталь всматриваться в лицо итальянца.
И странно: чем больше всматривался я в него, тем больше находил правды в словах Холмса.
Действительно, итальянец был красив на первый взгляд, но при внимательном взгляде на него дефекты его лица резко бросались в глаза.
Между тем, Паоло Люччини делал свое дело.
Шар был уже почти наполнен и он прикреплял к нему парашют и клал в корзину балласт.
Публики собралось очень много и все с любопытством смотрели на вздувшийся шар, который теперь удерживало человек сорок солдат, державших его за веревки, прикрепленные к верхнему краю корзины.
Наконец, час поднятия наступил.
Паоло Люччини, слегка рисуясь, снял фуражку и, махнув ею публике, произнес, коверкая русский язык:
— Я будь подымайся не боль два тысяч метр. Оттуд я бросай парашют.
По веревочной лестнице он взобрался в корзину и громко крикнул солдатам:
— Пускай!
Легкий крик вырвался из толпы.
Шар стремительно взвился кверху и скоро превратился в большой мяч, ярко выделявшийся на фоне безоблачного неба.
— Он выпускает водород, — произнес Холмс, следя за полетом.
Вероятно, Паоло действительно открыл клапан, так как шар начал удлиняться.
В ту же минуту сам воздухоплаватель вместе с парашютом отделился от шара и словно камень полетел вниз.
Сначала он летел с головокружительной быстротой и вместе с парашютом походил на длинную стрелу.
Но вот парашют вдруг развернулся и плавно стал спускаться к земле.
Толпа облегченно вздохнула, словно при виде человека, который только что избавился от смертельной опасности.
Между тем, парашют, относимый ветром, спускался, вероятно, за городом, и специально приготовленный извозчик понесся по тому направлению, чтобы захватить воздухоплавателя и парашют.
А шар, в котором Паоло открыл клапан, спускался все ниже и ниже.
Не ожидая прибытия Паоло, мы покинули площадь и возвратились домой.
— Непременно подымусь завтра на шаре, — весело сказал Холмс по дороге. — Любопытно посмотреть этот город и Волгу с высоты птичьего полета.
— Я подымусь тоже, — ответил я.
XII.
На следующий день Холмс встал раньше меня и пришел домой часам к двенадцати.
Читать дальше