Гай Адамс - Шерлок Холмс. Армия доктора Моро

Это был далеко не первый случай, когда мне доставалось из-за неровного характера Холмса. Его настроение менялось непредсказуемо, от воодушевления, граничащего с одержимостью, до глубокой задумчивости. Как единственный близкий друг Шерлока, я не мог избежать знакомства и с худшей его стороной. Должен сказать, что немногие, окажись они на моем месте, сносили бы так терпеливо все капризы Холмса. На самом деле в своих записках я всячески смягчал их описания, чтобы читатель не придавал им чрезмерного значения. Все, кто когда-либо общался с детективом (а таких было немного, ибо и его порой сторонились, и он сам избегал шумных компаний), воспринимали эту быструю смену настроения как неотъемлемую черту его натуры.

В первые годы нашего брака Мэри часто удивлялась, как я мог выдерживать его общество. «Он, конечно, гений, – признавала она, – но я не понимаю, как ты ухитрялся жить рядом с ним». В действительности это было не так уж и сложно, и со временем Мэри все поняла. Просто некоторые люди устроены иначе, чем мы. Разум Холмса был настолько удивителен, что я не могу его ни с кем сравнить. Но за каждую вспышку вдохновения, за все творческие озарения великому мастеру дедукции и логического анализа приходилось расплачиваться. К тому же любой мудрец иногда ошибается. Он настолько перегружал свой мозг, что тот отвечал ему подобными капризами. Если человек будет непрерывно загонять футбольный мяч в ворота, когда-нибудь он непременно растянет связки и захромает.

Говоря о Холмсе, необходимо помнить, что этот блестящий мыслитель был в то же время лучшим моим другом. То, что ему удавалось совмещать подобные ипостаси, в моих глазах поднимало его над другими людьми на недосягаемую высоту.

Однако не могу не признаться, что временами он меня чрезвычайно раздражал.

– Не понимаю, зачем нам понадобился этот маскарад, – вздохнул я, помогая Холмсу расчесывать длинные седые волосы парика, который он выбрал для меня.

– Я ведь сказал, что не стану больше ничего объяснять, – ответил он. – Хотя очевидно, что вы не продержитесь на улицах Ротерхита и пяти минут, если появитесь там в образе доктора медицины Джона Ватсона. Чтобы тщательно обследовать незнакомую среду, нужно полностью погрузиться в нее, раствориться в ней и стать ее частью.

Это верно, как и то, что Холмс всегда любил переодеваться.

Когда он закончил, мое лицо уже нестерпимо чесалось от фальшивых волос и грима. Поглядев в висевшее над камином зеркало, я увидел грязное, заросшее волосами существо. Это был не я, что бы ни утверждал мой рассудок.

Холмс, конечно же, знал толк в маскировке. Возможно, я уже говорил прежде, что сам он при этом не старался скрыть свои черты под слоями грима, а просто превращался в другого человека. Он менял не только облик, но и жесты, мимику, интонации. Казалось, мой друг не очень-то верил в мои способности, поскольку в моей внешности осталось крайне мало от Джона Ватсона. Должен признаться, что он, вероятно, поступил правильно, когда решил перестраховаться. Когда-то я играл Лаэрта в школьном театре и довел до слез пожилую медсестру, которая едва удержалась от того, чтобы выбежать на сцену и оказать мне помощь. Но не могу сказать, что прежние навыки быстро возвратились. Вероятно, во всем виновата армейская служба, приучающая солдата всегда быть самим собой и больше никем, но необходимость прятаться за фальшивой бородой и париком меня определенно раздражала. Я решил поупражняться в хромающей походке.

– Мой дорогой Ватсон, – послышался из соседней комнаты голос Холмса, – так хромают провинциальные комики из мюзик-холла и бездарные исполнители роли Ричарда Третьего. Будьте любезны ходить нормально, иначе вас за добрую милю уличат в обмане.

Я раздраженно стиснул почерневшие зубы и уже готов был спросить, как он узнал, чем я занят. Но попридержал язык. Будь я проклят, если еще раз доставлю ему такое удовольствие.

Разглядывая себя в зеркале, я решил изменить осанку. Поскольку я теперь выглядел гораздо старше своих лет, было бы естественно сгорбиться и, возможно, чуть склонить голову набок. Однако резкая боль в шее тут же заставила меня отказаться от этой идеи.

– Не делайте ничего такого, что может привлечь к вам внимание, – продолжал поучать меня из-за двери Холмс. – Никто не станет приглядываться к вам, если вы сами не дадите повода. Как известно, люди в большинстве своем крайне ненаблюдательны, положитесь на это обстоятельство. Просто убедите себя, что вы находитесь в своей стихии, вы здесь дома, так что ведите себя как можно естественнее. – Наконец он появился в дверях: лысый, татуированный, в ужасно грязном пальто. – И тогда никто даже не посмотрит в вашу сторону.