Рекс Стаут - Погоня за отцом

Он повернул голову и позвал:

— Оскар!

Распахнулись двухстворчатые двери, и на пороге возник Оскар.

— Безмозглые кретины, — произнес Джаррет. — Особенно Макгрей; он дебил от рождения. Ведь могли хотя бы проверить, где я был тем летом. Для этого хватило бы мозга улитки, которым, к сожалению, никто из этих болванов не располагает. Оскар, этот человек уходит и больше никогда нас беспокоить не будет.

Он повернулся и вышел через боковую дверь.

Не глядя на Оскара, я молча прошагал по коридорам к выходу. Я едва не забыл свой плащ, однако в самый последний миг, проходя мимо, успел заметить его уголком глаза и прихватил на ходу. Накидывать его на себя я не стал, так как проливной ливень кончился и с неба лишь слегка моросило.

На штраф я не нарвался лишено чистой случайности. Обычно по шоссе Тейконик я еду со скоростью шестьдесят миль в час, в этот же раз почти все время я выжимал семьдесят. Мне хотелось побыстрее добраться до дома, чтобы спокойно поразмышлять, но одна мысль никак не давала мне покоя и свербила в мозгу, пока я не притормозил. Я съехал с шоссе на обочину, вынул записную книжку и занес в нее все даты и события, о которых рассказал Джаррет.

Ровно в восемь вечера я отпер своим ключом входную дверь и пошел в прихожую. Вулф уже сидел в столовой. Я просунул голову в дверь, сказал, что заморю червячка на кухне, и, не дожидаясь ответа, прошествовал туда.

Фриц, который всегда ужинает в девять, возился с артишоками. Увидев меня, он прищурился и сказал:

— О, ты еще жив. Ты поужинал?

— Нет.

— Он очень волновался из-за тебя, в отличие от меда. — Фриц сполз с табуретки. — Есть салат с креветками…

— Нет, спасибо, я съем чего-нибудь посущественнее. Только не говори мне, что этот чревоугодник сожрал всю утку.

— Нет, что ты. Хотя я знал одного швейцарца, который в один присест расправился с двумя утками. — Разговаривая, Фриц одновременно перемешивал что-то на сковородке, которую уже успел поставить на плиту. — Как ты съездил?

— Прескверно, — отмахнулся я, доставая из буфета бутылку. — Ни молока, ни кофе мне не надо. Я хочу напиться.

— Только не здесь, Арчи. Пьянствовать иди к себе в комнату. Может, все-таки попробуешь морковь по-фламандски?

— Хорошо, давай, — согласился я, плеснул себе виски, сел за свой стол, прихлебнул из стакана и погрузился в мрачное раздумье. Фриц, видя, что мне не до него, больше не приставал с разговорами.

Когда я в третий раз поднес к губам стакан, дверь распахнулась и в проеме возникла туша Вулфа.

— Я выпью кофе здесь, — объявил он Фрицу, потом подошел к разделочному столу и взгромоздился на табурет. Когда-то много лет назад он приобрел себе широченное кресло и распорядился, чтобы его поставили на кухню. На следующее утро кресло исчезло, Фриц отнес его в подвал. Насколько мне известно, ни тогда, ни с тех пор случившееся вслух не обсуждалось.

Должен вам еще объяснить, что правило «никогда не обсуждать деловые вопросы во время трапезы» не распространялось на те случаи, когда я ел в одиночку на кухне или в кабинете, поскольку считалось, что к трапезе этот процесс никакого отношения не имеет, да и именовался он не иначе как «Арчи пошел перекусить». Вот почему, отправив в пасть изрядный кусок утки по-мордорски и подцепив на вилку морковку, я провозгласил:

— Даже слов нет, как я вам признателен. Вы поняли, что со мной творится что-то неладное и совершили над собой неслыханное насилие — лично пожаловали и взгромоздились на эту ужасную табуретку вместо того, чтобы уютно устроиться в своем кресле за столом. Воистину у меня нет слов. Никогда не забуду.

Вулф скорчил гримасу.

— Ты пьешь виски во время еды.

— Просто я не нашел сок цикуты или болиголова. Кто-нибудь знает, куда подевался мой сок цикуты? Кто там из древних греков его пил?

— Ты поясничаешь. Ты прекрасно знаешь, кто его выпил. Что случилось?

Я ожесточенно кромсал утку тупым ножом с деревянной рукояткой. Наверху в оранжерее у нас целая прорва острейших ножей из нержавеющей стали, но в кухне или в столовой пользоваться такими ножами запрещено. Табу, понимаете?

— Этим ножом даже приличное хара-кири не сделаешь, — пожаловался я. — Вы заслужили право знать, что случилось, поскольку вам предстоит подхватить древко из моих слабеющих рук и продолжить дальше без меня. Буду излагать порциями в промежутках между укусами. — Я отпил виски. — И глотками.

Сказано — сделано. Я дословно передал Вулфу нашу беседу с Джарретом, не больше чем по две фразы за раз. К тому времени, когда я добрался до заключительных слов Джаррета, от утки остались только косточки, а Вулф опустошил одну чашечку кофе и налил себе еще.