Росс Макдональд: Следы ведут в Эль Ранчо

— Говорит, неважно себя чувствует.

— Болен?

— Депрессия. Но он сразу ободрился, когда я сказал, что Том вернулся. Скоро придет.

— Вот и отлично. А пока я хочу побеседовать с Томом.

Хиллман подошел к столу и наклонился надо мной. В зеленоватом полумраке кабинета его лицо казалось расплывчатым, словно он смотрел сквозь толщу воды.

— Прежде чем вы начнете беседовать с Томом, я хочу сообщить вам кое-что.

Хиллман умолк. Тщетно прождав несколько секунд, я спросил:

— О Томе?

— О нас обоих. — Хиллман снова заколебался, не сводя с меня пристального взгляда. — Да нет, пожалуй, я сегодня и так был слишком откровенен.

— Но не исключено, что другой такой возможности вам не представится, а быть до конца откровенным вам все равно придется, иного выхода у вас не окажется.

— Вот тут вы не правы. Кроме меня никто этого не знает.

— Чего «этого»? Вы имеете в виду себя и Тома?

— Вот именно, и давайте прекратим разговор.

Однако я видел, что Хиллман испытывает непреодолимую потребность поделиться своим секретом. Он топтался около стола, не решая начать, и я вдруг вспомнил, с каким чувством он говорил о своей любви к Тому.

— Том ваш настоящий сын?

— Да, моя плоть и кровь, — без колебаний подтвердил Хиллман.

— И вы единственный, кому это известно?

— Ну, Кэрол, конечно знала, а позже проговорилась Майку. Она пришла ко мне после ареста мужа за кражу казенного фотоаппарата и просила что-нибудь сделать для него. Я обещал, и она, будучи интересной девушкой, отблагодарила меня… Она подарила мне только одну ночь.

— И тем не менее вы утверждаете, что являетесь отцом ее ребенка?

— Утверждаю, Том родился спустя ровно девять месяцев, двенадцатого декабря.

— Это ничего не доказывает. Его отцом мог быть и Майк Гарли и кто-нибудь другой.

— Нет и нет. До встречи со мной Кэрол не знала мужчин. В силу какого-то физического недостатка Майк не мог иметь дел с женщинами. Когда появился Том, я выразил желание усыновить его, и Майк согласился в обмен на мое предложение добиться для него не слишком сурового наказания за дезертирство.

— Иными словами, помогли ему избавиться от тюрьмы?

— Да. Как командиру корабля это не представило для меня особой трудности.

— Мистер Хиллман, но зачем вам потребовалось усыновлять Тома? Почему вы сразу не взяли сына к себе и не объявили, что это ваш родной сын?

— Вы забываете, что я уже был женат на Элейн, а она не простила бы мне измены, она же фанатичная пуританка.

— С большими деньгами…

— Не отрицаю, что я нуждался в ее средствах, чтобы начать собственное дело. Когда мы усыновили Тома, я сказал Элейн, что, по заключению доктора Вейнтрауба, у меня никогда не будет детей. Я опасался, как бы она не узнала, что я отец ребенка.

— Может, вы и в самом деле не можете иметь детей?

— Опять… А Том? Если уж на то пошло, бесплоден не я — бесплодна Элейн.

Мы прошли в гостиную. Хотя Том уже вернулся, казалось, что в доме все еще царит атмосфера ожидания. Элейн сидела на том же месте, на софе, и что-то вязала.

— Где Том? — обратился к ней Хиллман. — Все еще наверху?

— Я слышала, как он спускался по черной лестнице. Наверно, миссис Перес кормит его на кухне. Он, кажется, предпочитает кухню гостиной, чему не следует удивляться, если вспомнить о его происхождении.

— Может, не будем больше возвращаться к этой теме, а?

С этими словами Хиллман подошел к бару и сделал себе очень крепкий коктейль. Он не забыл предложить и мне, но я отказался.

— Зачем приходил полицейский? — поинтересовалась Элейн.

— Чтобы задать несколько глупых вопросов, в которые я не желаю вникать.

— Уже двадцать пять лет я слышу одно и то же. Ты не желаешь ни во что вникать, чтобы не нарушать свой покой. Пусть неспокойно на сердце, пусть разлагается все вокруг…

— Хоть бы сегодня обойдись без мелодрам!

— Это не мелодрама — трагедия! У нас в доме трагедия, а ты не желаешь… вникать.

— Знаю, знаю! — спокойно согласился Хиллман, но я видел, что он готов вот-вот швырнуть бокал ей в лицо. — Я невежда-инженер, я никогда не изучал философию…

— Ну, с невежеством я еще могу мириться, — ответила Элейн, продолжая щелкать спицами, — но вот на твои увертки у меня уже не хватает терпения.

Хиллман отпил глоток и неловко взмахнул свободной рукой:

— Боже мой, Элейн! Ну когда ты перестанешь меня пилить?! Сейчас не время и не место для ссор.

— У тебя всегда нет ни времени, ни места для чего-нибудь серьезного. Ты никогда не пытался бороться с трудностями.