Андрей Добров: Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

Дуров-старший кивнул.

– Однако, как рассказала Лиза, со временем Гамбрини стал привыкать к эфедрину. И потому в последние полгода он непосредственно перед выступлением пил еще очень слабый раствор стрихнина.

– Но стрихнин – это яд! – воскликнул пораженно Дуров-младший.

– Я говорил по этому поводу с одним доктором. Так вот, по его словам, стрихнин в малых дозах не смертелен. Им даже лечат кишечник. Но возбуждающее действие стрихнина отличается от эфедрина в большую сторону. Теперь у меня вопрос к вам, Владимир Леонидович. Вы как-то упоминали, что Гамбрини пять лет назад делал номер под названием «Эликсир бесстрашия». Кто был «подсадкой» в публике?

– Лиза Макарова, – выдохнул Дуров-старший. – Это была Лиза Макарова.

– Но она же ассистировала Беляцкому?

– Ну и что? Гамбрини попросил ее помочь – она не отказалась. В конце концов, она тогда нам всем нравилась – свежее девичье личико и… очаровательное. Толя, ведь и ты за ней приударял в то время, так ведь.

Анатолий махнул рукой.

– Что было – то травой поросло. Вон и Владимир Алексеевич тоже не устоял.

– Очень даже устоял! – вспыхнул я. – Зачем вы наговариваете, Анатолий Леонидович?

– А! Значит, мне просто показалось. Эти вспыхивающие блеском глаза при одном только упоминании имени…

Я презрительно сморщился и разлил всем по последней чашке «холодного» чая.

– В любом случае, когда я уходил после своего последнего разговора с Гамбрини в его гримерке, он прилег отдохнуть. В этот момент к нему заглянула Лиза. Все артисты тогда были взбудоражены появившимся на афише после долгого перерыва «черепом». Лиза разыграла истерику и попросила Гамбрини сходить в ее гримуборную – посмотреть, кто прячется за дверью. Гамбрини вышел, а она…

– Что? – нетерпеливо спросил Дуров-страший.

– Она проделала тот же самый трюк, что с Беляцким. Весь флакон стрихнина вылила в графин. А в опустевшую склянку долила воды из вазы с цветами. Там стоял такой странный букетик роз – я его еще запомнил. Так что Гамбрини, вернувшись в свою гримерную, накапал перед выходом несколько капель тухлой воды из-под цветов, а потом долил раствор с чудовищной дозой стрихнина. Выпил, успел дойти до манежа, сказать несколько слов и – все. Смерть.

– Страшная смерть, – произнес Владимир Леонидович.

– Однако методы у них одни и те же, – заметил его младший брат.

– На самом деле преступники стараются пользоваться теми трюками, какие работают лучше всего: безотказными, – сказал я. – Но я снова продолжу. Тихий проделал тот же трюк, что и с Прохором Марамыгиным – то есть проиграл первый заезд…

– Владимир Алексеевич! – укоризненно произнес Дуров-страший. – Какой заезд!

– Простите, увлекся. Первые деньги он проиграл. И все бы пошло, как и пять лет назад, но тут меня угораздило вмешаться в это дело – между прочим, с вашей подачи, Владимир Леонидович.

– К счастью!

– Я встретился с Лизой и начал расспросы. Это ее насторожило, и в тот же вечер она пошла к Левке и пожаловалась – какой-то господин сует нос в их дела. Но Американец решил, что я – простой шпик. Однако позже Лиза поняла – мое присутствие становится слишком опасным. Я много бывал в цирке, завел знакомство с Саламонским и его несчастной супругой, всюду совал свой нос. И тогда она по совету любовника решила меня соблазнить.

– Ага! – воскликнул Анатолий.

– Но я не поддался! Слава богу, что Левка в тот момент так еще и не понял, кем я являюсь. Потому что случайно на следующий день после свидания… впрочем, вполне платонического, Анатолий Леонидович, я попал в притон Полковницы. Если бы Тихий и его люди знали, что это именно я пытаюсь раскрыть их козни в цирке, – живым бы меня они оттуда не выпустили. Слава богу, меня спасли их неведение и заступничество Саламонского. Лиза рассказала, что, узнав позднее, кого же они упустили из своего логова, Тихий так разозлился, что избил Американца и даже грозил его зарезать. Но момент для них был упущен. Зато они пошли на хитрый ход. Чтобы отвести подозрение от мадемуазель Макаровой, следующей жертвой решили сделать ее саму. Вы уже знаете, что она подрезала лезвием петлю, когда спускалась на канате. Упав, Лиза постаралась спрятать лезвие в опилках, где я его потом и нашел.

– Потому что уже подозревали ее? – спросил Анатолий.

– Да. Я начал подозревать ее после того, как гардеробщик опроверг слова девушки – будто она пришла после того случая с фанерой и рисунком черепа на афише рождественского представления. Я подумал – во-первых, она не погибла. И это уже может быть странным. Во-вторых, она меня обманула. В-третьих, пообещав мне уехать, она не уехала, сославшись на то, что Саламонский ее якобы защитит от убийцы. Хотя я точно уже знал, что Альберт Иванович совершенно не мог никого защитить и сам искал, кто бы спас цирк от этой новой напасти.