Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

Позднее Одиссей вспомнил, что, пытаясь защититься, укусил одного верхового за подставленную ляжку, а второго ткнул подвернувшейся под руку палкой в бок. Он не знал, кто из них наградил его за это пистолетным выстрелом, потом другим, но ни одна пуля даже не ранила его. Но такое везение не могло продолжаться вечно! В конце концов кому-то из всадников удалось бы зарубить безоружного чудака. Но тут наступил хаос. Лошади вставали на дыбы и сбрасывали седоков, другие валились вместе с хозяевами. Вакханалия смерти сопровождалась конским ржанием и криками раненых. И всё это перекрывал методичный, как лязг заводской машины, грохот «машины смерти» системы Шоша.

В конце концов басмачи не выдержали меткого кинжального огня и повернули коней в степь. С собой на аркане они уволокли беднягу-шофёра.

Трое всадников, вырвавшиеся вперёд в начале атаки, и отрезанные от своих пулемётным огнём, попытались на конях переплыть реку. Двоих смертоносный свинец настиг в воде, и над их головами навсегда сомкнулись серые воды. Последнего басмача Лаптев достал, когда его конь уже выбрался на противоположный берег. Басмач взмахнул руками и кулем повалился с коня.

О преследовании бандитов нечего было и думать – винтовочная пуля пробила радиатор мотора и из него вытекла вся вода. Пока немец гадал, как исправить положение, Лаптев обходил поле закончившегося боя, любуясь на трупы убитых им бандитов. На плече герой гордо нёс дымящийся «Шош».

– Честное пролетарское жалею, дружище Фридрих, что я не успел накрошить их всех! – хвастливо досадовал комиссар.

Немец уважительно кивал. Германский ас понимал толк в хорошей пулемётной стрельбе, но впервые наблюдал «мясорубку по-русски». Комиссар, «снимая» с лошадей одного за другим вражеских наездников, ещё находил время оборачиваться к немцу и спорить на следующую цель: то на папиросы, то на бутыль первача.

– А ведь у нас получилось! – горделиво крикнул Лаптев генералу, имея в виду, конечно, прежде всего самого себя. – Мы удержали этих сукиных сынов на расстоянии вытянутой руки, и даже послали их в нокатут, прямо как в английском боксе.

– Да удержали – согласился генерал, хотя и упрекнул комиссара, что тот мог бы расходовать боеприпасы более экономно, чтобы в следующий визит бандитов им снова было чем их встретить. Впрочем, Вильмонт должен был признать, что своим спасением они в большой степени обязаны человеку, который в последнее время находился среди них на положении презираемого парии. В критический момент, когда всё казалось потерянным, комиссар сумел справиться с заклинившим пулемётом (замёрзла оружейная смазка или льдом сковало затвор) и так лихо повёл огонь из него, что мгновенно переломил ход боя и заставил гораздо более многочисленного противника бежать.

Но упивающемуся собой Лаптеву было мало сдержанной похвалы начальника и молчаливого уважения немца. Ему страшно хотелось вновь ощутит власть. В качестве жертвы он мог выбрать только Одиссея, который был слегка контужен и имел довольно жалкий вид: волосы молодого человека были перепачканы остатками каши из опрокинутого котла, одежда изорвана, мешок болтается на одной лямке у поясницы.

– Слушай, профессор! Тебе революция доверила винтовку не для того, чтобы ты имел воинственный вид, а для того, чтобы, даже погибая, ты разил её врагов! – напустился на Лукова комиссар. – А ты бросил оружие, как последний трус! Знаешь, что за это отправляют в трибунал?!

– Я не успел – пытался вставить слово Одиссей, краснея до корней волос.

Но комиссар не желал ничего слышать.

– Нет, ты струсил! Так скажи об этом прямо! Нечего петлять!

– Нечего я не струсил!

– Значит простофиля! А это ещё хуже – привычно чеканил слова недавний армейский комиссар. – Уметь обращаться с оружием – значит держать его всегда рядом с собой, чтобы не позволить классовому врагу застать себя врасплох. А ты прошляпил свой винтарь!

Луков сгорал от стыда. Неужели его могли заподозрить в трусости? Позор! Наверное, он действительно, поступил как дурак, ведь в бою первым делом надо думать об оружии, а не о спасении еды!

– Как представитель нашей революции я тебе больше не доверю оружия – презрительно объявил комиссар, который сам был лишён такого права, но как обычно в приступе принципиальности забыл про собственные грешки.

За Лукова вступился генерал.

– А, по-моему, вы несправедливы к научному руководителю нашей экспедиции. Надо понимать обстановку, и прежде выяснить, что двигало нашим товарищем, а не рубить с плеча.