Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

Одиссей оглянулся на контрастно чернеющий на снегу силуэт автомобиля. Каким же маленьким и далёким он показался ему!

Было слышно, как приглушенно стрекочет двигатель – генерал запретил водителю глушить мотор, только не совсем ясно с какой именно целью: то ли для того, чтобы без промедления устремиться на выручку высланному в дозор подчинённому, то ли, чтобы мгновенно укатить прочь, если разведчику не повезёт попасть в западню. Не то, чтобы Одиссей всё ещё не доверял Вильмонту, просто успел понять, что на войне действуют свои суровые законы, и жизнь одного солдата может быть легко принесена в жертву ради спасения жизней многих, и выполнения поставленной боевой задачи.

Одиссею вспомнилось страшно бледное лицо пастушонка, которому рыскающие по степи шакалы отрезали язык, и он вновь оглянулся на автомобиль. «Перестань оглядываться! А то они решат, что ты струсил!» – одёрнул себя Луков. Пора уж было входить в отчего-то настежь распахнутые ворота, за которыми начиналась территория полной неизвестности, а он всё медлил…

Хотя окружающие постройки не выглядели заброшенными, Одиссей напрасно вглядывался в окна домов в надежде заметить мелькнувшее за их стёклами лицо или смутный силуэт. Почтовая станция будто вымерла. Никто не вышел навстречу машине, хотя в степи гул мотора разносится на много вёрст. Это было очень странно, ибо бывалый путешественник Вильмонт говорил о другом…

С упразднением всех государственных институтов бывшей царской империи сама собой упразднилась и мелкочиновничья должность станционного смотрителя, в чьём ведении находилась любая почтовая станция. Но, как правило, деваться этим людям от казённого дома и годами заботливо выстраиваемого при нём хозяйства было некуда, и смотрители продолжали доживать свой век по месту бывшей службы. Часто вместе с ними оставались и многие станционные служители, ибо в разорённой гражданской войной стране, в которой не действовали никакие законы, кроме закона силы, сниматься с насиженного места было опасно.

В прежние времена на этой станции должно было быть достаточно многолюдно. Дорога эта считалась достаточно оживлённой, и для обслуживания проезжающих требовалось немало народу. Помимо жилой избы, в которой мог проживать сам смотритель с семьей, на постоялом дворе или «яме» имелся трактир и множество хозяйственных построек, включая конюшню, кузницу, шорную для хранения конской упряжи. Куда подевались все эти трактирные половые, мастера, умеющие ловко подковать захромавшую кобылу и быстро починить сломанное колёсо, можно было только догадываться.

Вдруг заскрипела приоткрываемая дверь, Одиссей вздрогнул и поднял винтовку наизготовку. Из сарая, возле которого на снегу были разбросаны пучки соломы, появился кот. В зубах он держал пойманную мышь. Увидев человека, полосатый «Васька» приветственно замяукал и радостно побежал навстречу Лукову. Хоть одна душа была ему рада! Приблизившись вплотную, кот положил перед человеком свою добычу и принялся доверчиво тереться о ноги пришельца, громко урча. Мирное поведение «котофеича» как-то сразу успокоило Лукова и вывело его из состояния тревожной нерешительности. Вслед за хвостатым провожатым Одиссей начал осматривать тут всё. Вначале он заглянул в большой сарай, в котором стояли сани и лёгкая кибитка. Затем в конюшню, но лошадей здесь не оказалось. Тогда молодой мужчина направился к большой избе. Построена она была основательно с прицелом на многие десятилетия, ибо сложена была с большим умением из крупных калиброванных брёвен, которые ещё нужно было привезти в безлесую степь издалека.

В избе ни души. Дом был разделён на две части перегородкой. В одной «комнате», где мебель была чуть получше наверняка обитал сам смотритель со своими домочадцами; другую же хозяин мог сдавать за плату привередливым пассажирам, которые не желали ночевать на постоялом дворе вместе с простонародьем.

Молодой человек потрогал печь – она была ещё тёплая. Создавалось впечатление, что хозяева только недавно в большой спешке бежали отсюда – сундуки были раскрыты, хранящиеся в них вещи в беспорядке разбросаны по полу.

Осторожно ступая меж фотографий, детских игрушек и осколков разбитой посуды, Луков подошёл к пустой люльке, подвешенной на вбитом в потолок крюке и в задумчивости слегка качнул её.

Такие ребусы были по части опытного разведчика, и вообще пора было условным знаком сообщить ожидающим товарищам, что «библиотечный червь», каким они его считали, не сплоховал, и справился с первым порученным ему самостоятельным заданием.