Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

Кенингсон играл в шахматы с Артуром. Георгий наблюдал их партию. Кира нашла среди нескольких чудом уцелевших томов местной библиотеки какой-то толстый роман в потёртом переплёте и погрузилась в него. Насыров дремал. Как будто ничего не происходило. И Одиссей решил выйти из прокуренного помещения на свежий воздух. В сумерках окружающие горы выглядели особенно мрачными. Луков вглядывался в их темные очертания, и ему казалось, что на этих склонах всё безжизненно и мертво. Одиссей даже пожалел бедных чехов, которых их занесло из их уютной Европы, где всё выглядит игрушечным, в этот дикий исполинский край.

Одиссей уже знал от чехов, как уныло и однообразно тянулось для них время в этой тюрьме, стенами которой служили эти неприступные горы. Особенно тяжела была первая зимовка. Сама здешняя природа как бы подчеркивает невозможность нормальной жизни в этом мертвом царстве. Ни деревца, всюду камень, галька, песок и непрекращающийся, воющий сутки напролёт ветер. Только один некрасивый колючий кустарник может спорить с суровой здешней природой, давая человеку хорошее топливо и поддерживая зачем-то его тусклую жизнь.

Правда первые два года почта, хотя и редко, но ещё приходила, и все с жадностью хватались за письма и газеты, читая в них новости, совершившиеся полгода назад. Но в начале октября обычно выпадал глубокий снег, закрывая перевалы. Изолированность от мира, тяжелейшие условия жизни привели к тому, что немногие из невольных памирских затворников пережили эти несколько лет. Люди теряли в весе; у них начиналась цинга, анемия. Изнуряли и резкие суточные колебания температуры. Все заработали здесь хронические болезни. Некоторые дошли до умопомешательства. Кто-то тихо угас от затяжной апатии. Другие, напротив, пытались бурно протестовать против своей участи, либо кончали с собой. Четверо ушёл в горы, и там сгинули…

Далеко в горах что-то прошумело. Будто вздохнул великан. Одиссей поёжился. Ожидание развязки сегодняшней охоты томило его. Больше всего угнетала затянувшаяся неопределённость. Скорей бы уж что-то произошло! За спиной скрипнула дверь. Одиссей обернулся. Это был Кенингсон. Археолог чем-то был возбуждён.

– Мы с вами тут скучаем, а не ведаем того, что под боком у нас лежит клад!

– О чём вы?

Археолог шутливо напомнил:

– Мы ведь с вами на шёлковом пути, коллега! Проезжая по этим местам, купцы нередко, убоявшись разбойников, делали тайники. Только для нас с вами, как для учёных, есть кое-что ценнее золота.

Адольф Карлович стал взволнованно рассказывать, как совершенно случайно узнал от одного из чехов о хранящемся по соседству научном архиве и оборудовании.

– Вы представляете, коллега, он назвал это сокровище «хламом»!

Оказалось, освобождая часть помещений под какие-то свои нужды, новые обитатели маленькой крепости стащили всё ненужное им в небольшой сарай с глиняными стенами.

Кенингсон желал немедленно найти и осмотреть хранящиеся там бумаги.

– Там могут обнаружиться записки участников экспедиций 1897 и 1902 годов, которые проходили здесь. Какие только люди не бывали в разное время в этом благословенном для науки месте – настоящие корифеи! И всё это сокровище мы можем спасти! Надеюсь эти чехи не всё успели пустить на самокрутки и растопку «буржуек»! Кстати, там должны быть записки знаменитого востоковеда Скрипникова, который скончался тут на обратном пути из своей третьей афганской экспедиции, ведь его личный походный дневник до сих пор не найден!

Одиссей заколебался. Соблазн немедленно хотя бы одним глазком взглянуть на ценные документы был слишком велик. Сказав себе, что ничего страшного не произойдёт, если он ненадолго отлучиться, Луков отправился с Кенингсоном. Однако, он быстро потерял ощущение времени, перебирая содержимое огромных мешков и чемоданов. Молодой учёный был так увлечён, что даже не заметил ухода Кенингсона. Добычей Одиссея стал конверт из толстой бумаги с фотографическими негативами, на которых были запечатлёны картинки быта коренного населения Памира и горных таджиков, а также стопка пожелтевших рукописных листов с достаточно подробным ботанико-географическим описанием перехода от перевала Буромал до Сарезского озера. Правда, титульный лист записок обнаружить не удалось, так что Одиссей даже не знал, кому принадлежит их авторство. Но всё равно Одиссей чувствовал приятное удовлетворение, когда возвращался обратно к офицерскому собранию. Через минуту после Лукова подошёл Ягелло. Он него сильно пахло спиртным.