Антон Кротков - Загадка о тигрином следе

После окончания хедера я должен был продолжить учебу в ешиве. Это обучение стоило дорого, но считалось очень престижным. Выпускники ешив занимали затем высокое положение в обществе. Школьные экзамены я сдал прекрасно. И моё обучение взялась оплачивать община. Так мечта моего отца начала приобретать вполне реальные очертания. Но, к несчастью для моих родственников и земляков, я уже вкусил запретного плода политики. Благодаря крамольным разговорам с моим учителем и книгам, которые он мне почитывал, в моей голове уже было слишком много идей, неприемлемых для семинариста. А тут к моей удаче подоспела революция 1905 года, в которую я бросился, словно в омут головой…

Одиссей с большим вниманием слушал рассказчика. Ему импонировал образ молодого бунтаря, сумевшего самостоятельно выбрать для себя судьбу. Комиссар почувствовал настроение Одиссея и проникновенно сказал:

– Я ведь вовсе не так плох и примитивен. Многое что я делаю – только игра. Хотя признаю: я люблю все удовольствия жизни, но люблю и делиться, тем, что имею. А для друга я последнюю рубашку сниму. Стань мне другом, Одиссей, и вскоре ты убедишься в этом.

Гранит протянул Одиссею руку в знак того, что теперь они во всём должны действовать сообща. Проникновенно глядя Лукову в глаза, комиссар сказал:

– Ты думаешь я не знаю, что против меня плетётся заговор? Знаю! И о твоей позиции мне тоже известно – как ты вступился за меня – предложил оставить в экспедиции. Спасибо! Только обо мне не беспокойся. Я им не по зубам! Но тебе, друг, всё равно спасибо! Я тут составляю телеграмму в Москву, давай и ты подпишись под ней.

Лаптев показал Одиссею набросок депеши. В ней он настаивал на своём назначении начальником экспедиции и требовал оградить его от нападков ташкентских клеветников.

– Давай, подписывай!

– Извини, но я не стану этого делать, – твёрдо ответил Одиссей.

Комиссар поморщился и осведомился:

– Скажи хоть почему. Но только давай начистоту, как друг другу!

– Хорошо. Может, вы, действительно, на такой уж дурной человек. Но пока я не могу доверить вам экспедицию. Ставки слишком высоки. Может быть, по прошествии какого-то времени…

– Постой! Чем же я тебе не угодил?! Рожа тебе моя что-ли не по вкусу? Только откровенно.

– Таким, как вы, Гранит, даже маленькую власть давать опасно. Для вас власть, что морфий. Вы ведь на этом не остановитесь. Любая должность может стать для вас трамплином на самый верх. А, получив большую власть, вам ради новой порции кайфа ничего не будет стоить взять и отменить Бога, переселять по своей прихоти целые народы, поворачивать реки вспять…

– Всё, хватит! – раздражённо вскричал, резко вскидывая руку, комиссар. – Ты меня очень разочаровал, доцент. Я в тебе сильно ошибался. Так что не надейся, что я забуду тебе этот наш разговор, когда всё-таки стану начальником экспедиции. А то, что я им стану, можешь не сомневаться…

Прошло ещё три дня, и все надежды комиссара занять пост начальника экспедиции окончательно рухнули. Москва решительно отклонила его претензии. Зато в полученной телеграмме подтверждалось назначение Одиссея Лукова начальником экспедиционной партии.

Оскорблённый комиссар решил в знак протеста перерезать себе вены. Он пошёл в ванну, но предварительно вызвал свою персональную машину, а дверь своих апартаментов оставил открытой. Таким образом его успели спасти. Но инцидент наделал много шума. По этому поводу даже произошёл энергичный обмен телеграммами между Ташкентом и Москвой. У обиженного Лаптева снова нашлись сочувствующие адвокаты среди разных начальников, предлагающие всё-таки доверить ответственное дело проверенному в боях товарищу. Однако на самом верху решение отменено не было. А незадачливого самоубийцу из Центра строго предупредили: ещё раз выкинет подобный фортель, будет отозван в Москву.

После этого возникла пауза. Ведь главный и единственный кандидат на вакантную должность до сих пор не дал своего окончательного согласия, а являлся только «ВРИО», то есть «временно исполняющим обязанности».

Перед тем, как дать окончательный ответ Одиссей не спал всю ночь. Он прекрасно знал, что о нём говорят скептики: нелепый очкарик, слабак, заика, не способный толком позаботится о себе самом, как он сможет вести за собой людей! Отчасти это было правдой: когда Одиссей сильно волновался, он начинал немного заикаться. А «коллекция» периодически одолевающих его страхов и фобий могла привести в восторг любого психиатра, ведь его одинаково пугали пещеры и открытые пространства, бурные реки и мрачное спокойствие гор. Да! Он до жути боялся воды, будучи плохим пловцом, а на высоте у него тряслись коленки, и кружилась голова. Но теперь всё это оказалось не важно. Молодой мужчина чувствовал, что пережитые испытания не прошли для него даром.