Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

— Я? Ничего. Как я и говорил, сам я в полицию не пойду. Но вполне возможно, что скоро полиция сама сюда нагрянет. Дело в том, что тот юноша вчера утром повесился.

— Повесился! — ахнул фотограф. — Такой молодой!

— Ага! Вы его помните!

— Может быть, — смущенно пробормотал фотограф. Его глаза нервно стали перебегать с камеры на задрапированную стену и обратно.

— Кто были эти люди в платьях?

Он посмотрел мне в глаза. Слишком прямо.

— Я впервые их видел. Мне прислали письмо с нарочным. В нем был хороший аванс и адрес, куда ехать. Я поехал и сделал несколько снимков. Только и всего.

— И часто так бывает, что вы не знаете, к кому едете?

Он пожал плечами.

— Не часто, но случается. Есть люди, которые не афишируют… Вы понимаете?

— Да. Я понимаю. То есть вы совершенно точно не знаете этих господ?

— Нет, — ответил он упрямо.

Ну что мне было делать? Пытать в мои планы не входило. Поэтому я перешел ко второй части своего плана.

— Остались ли у вас отпечатки с тех пластинок?

— Нет. Отпечатки делаются в единственном числе.

— А сами пластинки?

Он замялся. Я повторил вопрос.

— По уговору я должен либо передавать пластинки заказчику, либо уничтожать их.

— Но вы, Леонид, не сделали ни того, ни другого?

Он пожал плечами.

— Иногда клиенты забывают про это. А иногда просят сделать еще отпечатки. На всякий случай я храню…

Я облегченно перевел дух.

— Хорошо. Я куплю у вас пластинки, снятые позавчера.

— Но они не продаются! Это невозможно!

— Эти — продаются, — сказал я твердо.

— С чего вы взяли?

— С того, что они мне нужны и вы их мне продадите.

— А если не продам?

Я вздохнул и встал:

— Послушайте, Леонид, вы меня сильно утомили. Я мог бы отобрать пластинки у вас силой. И, поверьте, я способен это сделать. Но поступлю по-другому. Я обещал вам не печатать ничего в газетах. Но не обещал того, что не скажу про вас другим репортерам. Для них, уверен, это будет настоящим подарком. И уже сегодня вечером здесь будет полно журналистов. Вы станете героем первых полос. Очень пикантная история. А потом придет следователь. О! Это дотошный проныра — я его видел. Он вас с потрохами съест. Так что вот вам минута: или вы продаете мне снимки, или я иду прямиком в редакцию «Московского листка».

— Черт! — закричал фотограф. — Вы… Вы меня обманули!

— Формально — нет. Где пластинки?

Леонид нервно начал грызть ноготь на указательном пальце, наконец сказал:

— Они не здесь. Я храню их во дворе, в пристройке.

— Идем туда.

Он постоял в нерешительности, а потом выдохнул:

— Черт с вами. Идем.

Через тот же коридор мы вышли во двор дома и направились к полуподвальной пристройке. Фотограф порылся в кармане и выудил большой ключ. Вставив его в замок, он попытался повернуть ключ, но тот не шел.

— Что такое? — пробормотал Леонид и потеребил ключ в замке. А потом потянул за ржавую ручку, и дверь открылась.

— Открыто, — сказал я.

— Не может быть. Я закрывал ее.

— Забыли, может быть?

Он помотал головой и начал спускаться по деревянной лестнице. Я — за ним. В темноте вспыхнула спичка, а потом фотограф зажег керосиновую лампу, осветив помещение. Здесь было довольно аккуратно — у стены стоял древний шкаф со стеклянными дверцами, за которыми на полках виднелись бутылки темного стекла. Другой шкаф, рядом, закрывался сплошными дверцами, некогда лакированными, но теперь почти полностью протершимися и осыпавшимися. На простом кухонном столе стояла металлическая эмалированная ванна, в которой хозяйки стирают белье или купают младенцев. Тут же лежала стопка нераспечатанных фотопластин фабрики Занковского и рядом — коробка, вероятно, с альбуминовой бумагой.

— Темно тут, — заметил я.

— Окна закрыты снаружи, — пояснил фотограф, направляясь к глухому шкафу. — Я открываю их, только когда печатаю.

Он просунул руку между шкафом и стенкой и начал шарить там.

— Что за… — пробормотал Леонид. — Что за черт!

— Что-то случилось?

— Ключ от шкафа.

— Не можете найти?

— Нет.

Я подошел и потянул дверцу на себя. Она легко распахнулась.

— Здесь открыто.

Фотограф медленно выпрямился.

— Этого не может быть! Просто не может быть! Этот шкаф всегда закрыт на ключ. Вы же понимаете, что именно здесь хранится?

— Если вы забыли запереть подвал, то точно так же могли забыть запереть и шкаф.

Он гневно посмотрел на меня, но ничего не ответил, а повернулся к полкам, на которых плотно стояли конверты из картона, в которых, вероятно, хранились использованные уже стеклянные фотопластины.